– Ха! – мигом возбудился Шлау. – У меня-то с чувством прекрасного – вилли-вилли-вэй! – всё обстоит отлично! Что красит холостяцкое жилище больше, чем хорошенькая горничная? Но я же не виноват, что добровольно мне прислуживать не захочет никто, ни за какое жалованье – а для экспериментов вы мне присылаете всяких громил, налётчиков и прочих уродов, вроде этого вот чучела! Гав, гав! Приходится работать с тем материалом, который есть! – доцент шумно отхлюпнул чаю.
– И не смотрите на меня так, господин Джагго, – вновь спокойно заявил он. – Да-да, я заметил. Не забывайте, что все куклы, которых вы спускаете ко мне – отъявленные негодяи!
Хоть чай был горяч, Джагго невольно поёжился. Сидящий перед ним старичок был живой легендой. Городской; и довольно-таки страшной. Некогда блистательный военный врач, прославившийся своими смелыми экспериментами. Затем – доцент факультета фундаментальной механомедицины Вертеполисского Университета, блестящий преподаватель и скандальный теоретик… И всего этого Шлау лишился в шестнадцатом году, когда прогремело страшное «дело Кипятка».
– Доцент Шлау, мы к вам по делу, – госпожа Директор вынула из папки фотографии, сделанные в Гавани. Шлау наклонился над ними, перебрал в пальцах. Его глаз-объектив с жужжанием выдвинулся, приглядываясь.
– Ого. Ого!.. Как занятно! Чистая работа. Потрясающе! Иго-го!.. Откуда у вас такой материал, и кто – хе-хе – автор?
Получив ответы, Шлау будто призадумался. Налил гостям ещё чаю, а сам отпил прямо из носика. Вид у него сделался серьёзный – и, пожалуй, недовольный.
– Итак, стоило объявиться неведомому преступнику, как вы тут же заподозрили меня. Точнее, кого-нибудь ещё из моих учеников. Я смотрю, моя репутация наверху за истекшие годы так и не улучшилась?
– Не лукавьте, Шлау, – жёстко отрезала Директор. – Вы прекрасно знаете, за что вас содержат в заключении. И знаете, что после всего, сделанного вами, мы не могли не спрятать вас от мира. В конце концов, вы преподавали в Университете! Кто знает, сколько ещё умов вы заразили своими…
– Своими – чем? – вдруг перебил её Шлау обманчиво тихим голосом. – Идеями? И вы, чего доброго, назовёте их абсурдными и опасными? Несмотря на то, что заперли меня здесь лишь затем, чтобы сами их присвоить?
Джагго мелко затрепетал, но переборол себя и собрал всю отвагу на случай, если придётся защищать госпожу Директора. Шлау спрыгнул с дивана, вышел на середину комнаты и обернулся к гостям, расставив ноги и уперев руки в бока:
– Думаете, я не читаю статьи в свежем «Вестнике Медицины» и «Механатомическом Журнале»? Думаете, я не знаю, что Канцелярия обнародует мои работы, приписывая их каким-то лояльным кретинам, не способным даже заводную птичку разобрать и собрать? Конечно, как говорят лягушки: все любят червячьи сосиски, но никто не хочет знать, как их готовят! Кто создал вам лекарство от желудочных окислов? А целебные аэрозоли, замедляющие разрушение тела от «мглистой коррозии»? Наконец, не будем забывать, что Дороти тоже ваш заказ! – Шлау ткнул пальчиком в своего горничного. – Не вы ли требовали у меня технологию блокировки у граждан преступных мыслей и побуждений, чтобы производить одних послушных дурачков?!
Дороти безмолвно и тупо таращился перед собой, работая метёлкой. Джагго вспомнил, что совсем недавно этот тип был грабителем банков, при последнем налёте застрелившим троих кукол-клерков и двух лягушек, и хохотавшим над своим приговором в зале суда…
– Кипяток был моим учеником, и если я привёл его к безумию, то этот грех на мне, – оскорблённо продолжил доцент. – И я готов держать за него ответ до конца моих дней, и даже после – на суде машинных духов, если они, вопреки логике и здравому смыслу, всё-таки существуют. Но лично я, господа, никогда никого не убивал, даже чужими руками! И к экспериментам на живых куклах – а не запчастях и мёртвых телах, похищенных со складов, что было, то было, не отрицаю – привели меня тоже вы: здесь, в ваших лабораториях!
От маленького, несуразного старикашки в этот миг исходила гневная сила.
– Я ужас, хотите сказать? Да, ужас. Вот только этот ужас старательно раздули вы! Кипяток ещё не успел до конца раствориться в ковше, а меня уже погнали из университета! О, я помню газетные заголовки: «Монстр – выкормыш безумца». Это вы загнали меня в нору, а потом закрыли её железной дверью и поставили стражу, пообещав мне «безопасность» в обмен на мои идеи! Поэтому, госпожа Директор, будьте любезны не проецировать на меня старую обиду на то, что я когда-то так и не смог вернуть вам…