– Ну, ладно, подумаю чего… – буркнул кантинщик. – Да, насчёт этого; ежели золотишко мыть хочете – вы знайте, у нас с этим строго, ни один старатель без рогатки в горы не ходит!
– Цену набивает, – пояснил Роджер, когда они сели за стол. – Какой трудовой народ? Шахты разорились ещё лет пятьдесят назад, вскоре после Кризиса: сейчас работают от силы на десять процентов.
Алиса в который раз пообещала себе непременно расспросить Петровича, что же это за зловещий «Кризис», приключившийся много лет назад. В учебнике, изданном во Второй Республике, об этом ещё не было ни слова.
– Как же они тогда тут живут?
– Отчасти тем, что Наковальня теперь старательский город. Многие куклы сюда съезжаются искать золото в Турбинных Горах. Пара лесопилок работает. Столичная железная дорога закрыта, а вот узкоколейка вдоль гор от Наковальни до города Красной Скалы на востоке ещё пыхтит… Ну, и ещё – шёлк, конечно.
– Шёлк?
– Ага, Наковальня один из редких городов, в которые загорцы прилетают. Торгуют своим натуральным шёлком в обмен на лекарства, смазочное масло, детали и запчасти для тел – они всё же изолированное общество, им вечно чего-то не хватает… Натуральный шёлк ценен, как ни старается Канцелярия Загорье задушить, вкладываясь в производство крапивного.
Чай здешний был гадок и отдавал чем-то, что Алиса сочла угольной пылью. К счастью, допивать не пришлось – скоро к столу подошёл кантинщик.
– Есть кое-кто, как раз для вас, – сообщил он заговорщицки. – Старый Лайхе. Лучше, чем он, горы никто не знает.
– Лайхе? – удивился Роджер. – Это имя очень похоже на…
– Агась, он загорец! – подтвердил кантинщик. – Токмо поломатый чутка. Давным-давно уж с небес навернулся, чё-то там у него с крыльями не сладилось, да и поломался. Ну, ножку-то ему починили, да тока с тех пор в небеса ему путь закрыт. Вот и пробавляется тем, что в горы водит. Живёт бобылем, сами разумеете, так что никакая денежка ему не лишняя…
– Где его найти?
– А вон там, у очага. Эгей, господин хороший, а сотенку баллов-то не забудьте! Я ж не забесплатно вас с ним свёл!
Отдав кантинщику полсотни (и пообещав вторую половину по возвращении, если проводник окажется хорош), Роджер и Алиса прошли к столу у очага. Лайхе сидел с трубкой в руках, глядя в потрескивающее пламя: невысокий, худощавый мужчина-кукла с грубым, тёмным лицом и длинными пепельными волосами, заплетёнными в две косы. Один глаз скрывала заплата, прихваченная к лицу болтами. Щёки загорца украшал узор из бисеринок, вделанных прямо в кожу.
– Вот как, – проговорил он, выслушав Роджера и Алису. – И как я поведу вас туда, куда вы сами не знаете?
Алиса положила перед ним свой блокнот с рисунком гор. В душе она уже почти отчаялась: как сможет горец распознать нужные вершины, когда в горах их, наверняка, сотни?
Но Лайхе, приглядевшись к рисунку, явно задумался. Потом достал из-за пазухи куртки сложенную и затёртую на сгибах карту, развернул и стал водить по ней пальцем. Загорская карта выглядела странно: даже неопытная Алиса, приглядевшись, решила, что так можно нарисовать, лишь видя мир с высоты полёта – и притом с разных ракурсов.
– Допустим, я знаю, откуда открывается такой вид, – наконец молвил бывший летун. – У тебя, девица, неплохая память. Вот это явно Двуглавая Ящерица, а вот эта вершина – Мервин Пик: там когда-то летунья Мерве разбилась… Но зачем мне вести вас туда?
– Что-то не так?
– Это Каньон Бесов. Скверное место, – веско заявил Лайхе. – Проклятое. Мой… то есть, народ загорцев всегда облетал его десятым ветром.
– Вот уж не думал, что вы суеверны, – удивился Роджер.
– Суеверие есть следы древней мудрости, житель равнин. Тени на горных склонах, по которым угадываешь бег облаков и приближение бури. И я пока не слышал от вас достойной причины идти туда, докуда не меньше недели пути даже в лучшую погоду. К тому же, на край Бесова Ущелья!
– Деньги, мужик! – Роджер оперся локтями о стол. – Мы заплатим тебе столько, сколько ты с десятка старателей не стрясёшь! Подумай только!
– И что я здесь себе на них куплю? – хмыкнул Лайхе. – Ящик скверного угля для очага? Целое ведро местного чаю, который на вкус как грязь?
– Но ты можешь уехать отсюда. Сделать себе глаз, хорошую ногу! Начать новую жизнь…