– Да какой мороз? Лето ещё не кончилось!..
– В горах всегда зима, капитан! Вижу, ты южанин. Я тебя не учу твоей колесницей рулить – вот и ты меня не учи, как по горам ходить! Я на одной ноге уйду дальше, чем вы на своих четырёх!
В результате за последующий час Алиса узнала о зимнем выживании больше, чем рассчитывала. Казалось бы, зачем тёплая одежда куклам, которых холод (да и жара тоже) беспокоят куда меньше, чем тех же лягушек?..
А вот оказалось, что очень даже есть зачем. Что от холода густеет смазка в суставах, рискуя лишить подвижности; и много в высокогорье таких «ледяных статуй», неудачливых путников, навсегда застывших на ветру. Что в сильную метель, если не одеваться тепло и не греться изнутри чаем, легче лёгкого замёрзнуть насмерть – когда застынет масло в жилах и замрёт сердце. Что без тёплой шапки мозг на холоде начнёт «засыпать», погружая в галлюцинации и беспамятство «горной болезни»… И что, наконец, высоко в горах, где разрежен воздух, даже чаю нормально не заваришь – вода просто не нагреется до нужной сотни градусов, вскипев раньше.
Кончилось тем, что они зашли в лавку при Гавани, где разжились очень многим. Палаткой; спальными мешками; двумя парами грубых, но отлично скроенных горных ботинок; термобельём под одежду; тёплыми носками, шапками и перчатками. А также герметичным котелком с зажимами на крышке – лишь в таком можно было вскипятить воду в высокогорье. К нему прилагалась ещё одна крышка, решетчатая: зачем – выяснилось намного позже.
Лайхе не позволил Алисе и Роджеру расплачиваться: «Вас, равнинников, обдурят на раз! И не хмурься, капитан, ты не глуп, но в горах свои законы». Вместо этого он долго торговался с торговцем, порой переходя на крик – и, наконец, выложил на прилавок одну-единственную крупинку золота.
– Почему золото вообще ценится? – отстранённо спросила Алиса позже, сидя на бампере «Икара» рядом с Петровичем. Механик копался отвёрткой в каком-то замасленном узле.
– Почему? Как-то так повелось с древних пор; даже у нынешних баллов есть золотой стандарт… ну, что-то вроде. Золото долговечно, не ржавеет, в кислоте не растворяется – и при этом ничего, кроме украшений, из него особо не сделаешь. С наступлением Электрического Века, правда, выяснилось, что из золота и серебра получаются отличные контакты… вот только Кремниевый Век закончился, не начавшись. Кризис, будь он проклят!.. А в древние времена золото ценилось в основном за красоту. Вообще, переход с чего-то, что можно съесть или надеть, на что-нибудь бесполезное в качестве валюты – отличительный признак цивилизованных народов!
Петрович рассказал про то, как у лягушек в давние времена была пугающая традиция использовать в качестве денег собственные икринки. Вылупившиеся из «денежной» икры лягушата с рождения становились рабами, а вся эта система называлась «икрономика». Конечно, это давно в прошлом, но до сих пор лягушачья монета по традиции называется «крона» – а раньше звалась «икрона», от искажённого «икрина».
Алиса слушала вполуха, уныло разглядывая нависавшие над городом горы. Вроде как теперь ясно, куда идти, и проводник есть… но как же тоскливо на душе!
Неподалёку на площади несколько кукол-торговцев разговаривали с медведями из каравана, прибывшего в город. Караван был невелик: всего полдюжины овцебыков – крупных зверей, похожих на ходячие стога густой шерсти с печальными рогатыми мордами – навьюченных тюками и бочонками. Медведи, пришедшие с товаром, выглядели более чем серьёзными ребятами; все в броне из кожаных пластин, проклёпанных металлом, вооружённые боевыми молотами и шипастыми булавами. Гром, выглянувший из автобуса, при виде сородичей помрачнел, закутался плотнее в плащ и скрылся внутри.
Алиса пригляделась. Похоже, торговцы с медведями не сошлись в цене. Куклы яростно потрясали руками и говорили на повышенных тонах; мишки, напротив, были бесстрастны, как замшелые камни в степи. Да, Милашка ведь рассказывала, что цены на мёд взлетели из-за каких-то политических проблем с Гремучими Лесами.
«Милашка…» Алиса зажмурилась, по щекам её скатились две слезы.
– И нечего киснуть, – безжалостно заявил Лайхе, подойдя к ним с трубкой в руке. – У меня тоже друг был, Тильхе: с тех пор, как его девушка любимая без вести пропала в бурю, он будто неживой был. А потом однажды летели мы с ним от Наковальни, глядим – гроза наползает, тучи молниями сверкают. Хоть раз грозу в горах видали? По четыре молнии разом в вершины садят! Я, понятное дело, пикирую в ущелье – а Тиль, гляжу, прежним курсом идёт. Как я ни орал, не свернул он: всё выше и выше забирал, к самым тучам… А потом – пыщ, сверкнуло! Сожгло Тиля в воздухе молнией, и пепел развеяло. Ежели душа зовёт, то, как ни держи – не удержишь. Потому как дух сильнее тела, вот!