Как же болит голова и тошнит, сейчас меня вырвет. Надо хотя бы повернуться набок, чтобы не захлебнуться содержимым своего желудка. Какая гадость! От этой мысли я чувствую непроизвольные рвотные позывы и изо всех сил делаю попытку повернуть туловище на левый бок
Тело не реагирует на мою жалкую попытку, зато плечо обжигает раскаленное железно. От адской боли я кусаю губы и зажмуриваю оставшийся глаз. Точно! я же промыла желудок, откуда там чему-то взяться. Таблетки должно быть давно рассосались . Хочется подняться и посмотреть куда меня везут, а главное кто?
Но сил хватает только чтоб открывать глаз, дышать и едва шевелить пальцами рук. Ног я кажется, не чувствую. Даже не хочу думать, что она с ними сделала. Всевышний, молю тебя, пусть мои ноги будут при мне! И тут же вспоминаю, что у меня теперь нет права ни о чем молить Всевышнего. Я сама себя этого лишила.
Солнце перестало бить прямо в лицо. Кажется мы остановились.
– Хабибти, здесь остановимся заночуем, – слышу мужской знакомый голос, – Проверь, девушка жива нет?
– Дочка…дочка… слышишь меня? – негромко возле уха слышу женский голос. Через какое-то время влажная ткань промокает мои губы и щеки и глаз.
– Я от неожиданности приоткрываю глаз и смотрю в сторону откуда голос.
– Хабиби, она жива, – кричит женщина, – Открыла глаза, – голос женщины радостный, но я не вижу ее.
Голоса удаляются и о чем-то разговаривают, я не могу разобрать слов. Потом женщина возвращается ко мне, и я чувствую, как мне в рот осторожной тонкой струйкой втекает холодная вода. Я жадно хватаю ртом струю, но все равно захожусь в кашле, не успевая ее проглотить. Чья-то рука просовывается мне под голову и слегка приподнимает ее. Я вижу перед собой улыбающиеся глаза сквозь прорезь в хиджабе. Но это другая женщина, не та что меня избивала.
– Пей, пей, дочка! И радуйся, тому что жива. Кто же тебя так?.. Видимо чего натворила, – разговаривает она скорее сама с собой.
У меня нет сил ни о чем спрашивать, я закрываю глаз. Становится прохладно, меня укрывают чем-то. Я слышу, как мужчина и женщина о чем-то переговариваются, их голоса постепенно отдаляются и я проваливаюсь в сон.
Мне снится сон или я умерла? Я открываю глаза, вокруг все белое и слышу равномерный пипикающий звук. Очень знакомый звук, где же я его слышала раньше? Пытаюсь вспомнить, но не могу. Просыпаюсь от солнца бьющего прямо в глаза. Кажется мы снова в дороге. Куда мы так долго едем? Ужасно хочется пить.
– Пить…пить прошу…, – звук из меня выходит слабый и сиплый. Я пытаюсь поднять руку, но она меня не слушается. Меня что парализовало?
– Хабиби, давай остановимся, уже полдень, надо разбудить ее и дать попить, – слышу я снова тот же женский голос.
И через минуту влажная тряпка касается моего лба, глаз, щек и рта. Я открываю глаз, но кроме неба ничего не вижу. Снова рука приподнимает мою голову и вижу те же глаза в хиджабе. Тонкая струйка воды затекает мне в рот. Я благодарно моргаю и жадно пью воду.
– Пей, дочка, пей, скоро приедем, – говорят глаза.
Спустя пару часов, а может больше, судя по разговорам мы наконец доехали до места.
Но такое ощущение что кроме этих двоих здесь больше никого нет. Голоса между собой разговаривают, и кажется, разгружают вещи, потому что то, на чем я лежу время от времени потряхивает.
Я осторожно поворачиваю голову и моему взору предстает что-то вроде бедуинского шатра. Похоже меня подобрали бедуины. Меня переносят под тень палатки. И оставляют. Надеюсь, они не бросят меня здесь одну? Потому что разговоры прекратились. Но через некоторое время я чувствую запах дыма и жареного мяса.
– Дай ей молока, ей нужны силы.
Через минуту женская рука приподнимает мою голову и другой рукой подсовывает подушку. Я наконец могу видеть окружающую меня обстановку: мы в полупустынной местности, вокруг мелкие кустарники, вдалеке видно горы, снаружи палатки отдыхают два верблюда, в стороне стоит небольшая повозка.
– Где мы? – молоко смягчило мое горло и теперь я хоть и тихо но все же могу говорить.
– в Дар`е, – улыбается мне женщина глазами.
Меня мгновенно накрывает холодным потом от ужаса. Какого черта мы здесь делаем?!