13 февраля
Сейчас принесли почту и… письмо из Дальстроя. Папу завербовали. Скоро едем. Только еще неизвестно, куда. Наверное, в Магадан. А также неизвестно, когда ехать. Ну, все равно не дольше чем через 4–5 месяцев. Теперь-то уж наверное. Как хорошо! Только… жаль все-таки Кашина и… всех.
27 февраля
Как быстро бежит время!
Недели мелькают с головокружительной быстротой. Кажется, что еще третьего дня или еще ближе было воскресенье, а оно уже опять на носу. Никогда так быстро я не жила. До отъезда осталось месяца три, не больше. Из Магадана пришла телеграмма, что папу оставят на работе в самом Магадане. Это хорошо. Теперь начнем понемногу собираться.
В школе дела последнее время пошли хуже. Математика мне всю жизнь портит. Ну, ладно, еще исправлю. Федя последнее время на меня за что-то дуется, наверное, за то, что я стала ближе к этим мальчишкам — Ю. и Л., или, вернее, они ко мне. Господи! Как он ошибается, если думает, что я предпочту их ему! Они и Федя — для меня это земля и небо, если можно так выразиться. Они, особенно Ю., представляют из себя склад пошлости и кавалерства. Они не поймут ничего ни возвышенного, ни выдающегося, а Федя… Да что там говорить!
Недавно смотрела в кино «Пятый океан». Хорошая картина.
4 марта
Сегодня приехал дядя Костя из армии. Он был на Финляндском фронте, в Западной Белоруссии, в Эстонии. Много рассказывает.
Вчера в школе ничего особенно интересного не было.
На черчении сидели с Федей. Какой он хороший!
7 марта
Спрашивали по литературе и химии — «отлично». По физике в контрольной не ответила на третий вопрос. Ну. может быть, поставит «хор.». Хорошо бы!
Вечером гуляли с Федей. Обошли почти все улицы. Федя собирается совершить ужасную глупость: уехать отсюда. Уехать теперь, когда осталось полтора года учиться, а затем… иди, куда хочешь. Нет, все это очень необдуманно. Но он и слушать возражений не хочет. Напрасно. В будущем сам пожалеет.
Теперь у него плохое настроение из-за отметок. Удалось ему как-то нахватать плохих по математике. Но ведь это же пустяки. Исправит.
12 марта
Сейчас прочла книгу Кассиля «Маяковский — сам». Если бы найти слова, подходящие для того, чтобы описать мои чувства сейчас! Я плакала над этой книгой. Как он хорош, этот большой, сложный человек! Сколько ласки и тепла в этом сердце!
Как беспомощна и чутка ко всякой обиде душа этого человека! Когда читаешь книгу, он, как живой, встает перед глазами во весь свой огромный рост, и любишь его, так любишь, как можно только любить самого лучшего из людей. Как трогательны его обиды и огорчения, как радуют его улыбки!
Красивый, сильный, глубоко дышащий, он весь представляется таким цельным, таким законченно индивидуальным человеком, какого не было и не будет.
Вот как говорит Кассиль о его смерти (прямо целиком эту книгу выписать сюда хочется):
«Маяковский — завод, вырабатывающий счастье, не знающий простоя и выходных дней. Непростительно переживает он себя. Приходит «страшнейшая из амортизаций — амортизация сердца и души»…
«Небольшая размолвка с друзьями, временный отъезд самых близких людей обрекает его на одиночество. И совпавшая с этим маленькая личная авария, которая в обычное время лишь встряхнула бы его, теперь на всем ходу сбрасывает его с рельсов».
Хорош конец книги:
«И так чужеродна смерть нашему представлению о неистовом поэте, что когда входишь в вестибюль станции метро «Маяковская», все кажется и верится: вот сейчас эскалатор, крутой, ступенчатый, бегучий, словно строка Маяковского, вынесет «с-под площади» знакомую плечистую фигуру, и, грохая тростью, зашагает махина по жизни, твердо и размашисто, — Владимир Маяковский, не вчерашний, весь сегодняшний, весь завтрашний, и навсегдашний».
2 апреля
Идет четвертая четверть. Она пролетит совсем незаметно, затем испытания, а затем… лето.
В это лето должно произойти много хороших вещей. Во-первых, мы уезжаем. А разве это плохо? Увижу Люсю. Может быть, побываю в Харькове, но вряд ли.
14 апреля
Позавчера был вечер в школе. Смотр самодеятельности. Номера были неплохие. Но конца я не видела, так как Миша сел сзади нас и предложил играть в игру. которая почему-то многих увлекает теперь: глядеть друг другу в глаза, кто кого переглядит. И вот мы глядели. Глаза сначала ужасно резало, текли слезы, потом все прошло, и глаза стали какими-то бесчувственными. Так мы сидели час с лишним.