Целую тебя, родная, крепко-крепко.
Твоя Ина.
(Без даты)
Здравствуйте, родные, дорогие, любимые мои!
Не знаю, с чего и начать! Ну, ладно. Прежде всего, я жива и здорова и чувствую себя прекрасно. Третьего дня я только что вернулась из тыла немцев. Со мной опять случилась маленькая история. Опять попалась. На этот раз прямо в лапы к немцам. Не думала, что все будет так хорошо, но, как видите, вернулась невредимой. Уж и пришлось же пережить всего… Честное слово, думала, что поседею. Приеду — все расскажу. Сейчас оторвалась от бригады и вошла в наш тыл. Нахожусь у своих. Так безумно была рада, когда перешла через фронт и увидела своих!
На днях, вероятно, снова ухожу «туда».
Не беспокойтесь за меня. Я глубоко уверена, что ничего со мной не случится, и я скоро приеду к вам на отдых. Вероятно, на этих днях получу от вас много-много писем. Хорошо бы!
Видела я Хрусталева вчера. Он передал от вас привет. И вчера же видела своих кашинских ребят. Женю Дилигентова и других. Они сказали, что мамуся очень беспокоится обо мне. Вот уж напрасно.
Я чувствую себя замечательно. Ведь я же в сто раз счастливее всех девчат, находящихся дома, танцующих, развлекающихся, тем, что в наше время и я значу что-то для Родины, что я нужна ей и не зря ношу звание советского человека. Пусть мне приходилось быть голодной, попадать в лапы фашистов, ходить босиком сотни километров, — у меня есть огромное богатство — чувство удовлетворенности своей жизнью. Ну, родные, целую вас крепко-крепко.
Ваша Ина.
24 августа
Мамусенька, любимая моя!
На этих днях я получила первое письмо от тебя.
Если бы ты знала, как бесконечно я была счастлива, как я над ним расплакалась! Как будто не существовало двух с половиной месяцев, когда я ничего от вас не имела. Ты писала его 6 августа.
Родненькая моя, не расстраивайся же. Не надо, голубонька. А вчера получила еще письмо от папочки от 30 июля. Меня бесконечно трогают ваши такие теплые, такие родные, ласковые слова.
Насчет вуза, видимо, придется в этом году не думать. Ну, ничего. Ведь когда я вернусь совсем, то для меня будет открыта дорога в любой институт. У меня и мысли нет, что не кончу высшей школы.
Ты прельщаешь меня огородом. Да, очень, очень хотелось бы покушать твоих произведений. Но увы! Ничего не поделаешь. Впрочем, помидоры я надеюсь еще застать, потому что через месяц буду дома обязательно. А пока отдыхаю здесь. Надоел мне этот отдых ужасно. Скорее бы опять «туда»! К своим боевым друзьям, о которых я очень, очень беспокоюсь.
Да, ты знаешь, я вчера получила очень теплое, хорошее письмо от сына Зинаиды Ал. Хоробровой — Вадима. Вы все там считаете меня чуть ли не героиней. Напрасно. Я просто советский человек.
Дорогая моя, славная, на днях я ухожу в новую операцию, довольно трудную, но пойду с замечательными людьми, во-первых; во-вторых, надеюсь: опять меня будут сопровождать ваши лучшие пожелания, и поэтому ничего непоправимого случиться не может.
Ну, будьте здоровы, счастливы. Живите дружно. Крепко-крепко целую мою дорогую, любимую мамочку.
Привет знакомым, учителям и обязательно — Прасковье Васильевне.
Еще раз целую.
Твоя непослушная Инка.
Вера Васильевна и Александр Павлович Константиновы. Снимок сделан в тот день, когда отец Ины заезжал домой с фронта.
(Без даты)
Милый, родной, любимый мой папочка!
Вчера получила твое письмо, которое ты писал мне 30 июля, подъезжая к Калинину. Я сейчас, вот уже десятый день, отдыхаю в нашем тылу. На днях ухожу вместе с нашими людьми на новую операцию. Если она, в чем никто и не сомневается, закончится удачно, то еще через месяц я надеюсь увидеться с вами, родными моими.
На днях здесь был кто-то из Калининского обкома, и он сказал, что видел тебя в Калинине, и будто ты тоже уходишь в отряд, куда-то под Опочку. Правда ли это? Меня это обеспокоило. Ведь мамусе так тяжело. Мне просто как ножом по сердцу твои слова о том, что мамочка слабеет.
Папусенька, вы с Регинкой уж как-нибудь поддерживайте ее.
Пусть она твердо верит в то, что я вернусь, что мне хорошо, что я всем довольна. И ты, мой хороший, верь. А главное, что скоро увидимся. Обязательно!!! Я теперь уже получаю много писем: от бабушки, от тети Тони, от друзей, которых у меня, оказывается, очень немало, и больше всего — от Регины. Каждое письмо приносит мне безграничную радость.