ВОПРОС. Возвратимся к свойствам газа. Одним из свойств этого газа было то, что он выделял большое количество тепла. В момент, когда происходил взрыв, создавалась чрезвычайно высокая температура, от которой ничто не могло защитить. Это правильно?
ШПЕЕР. Нет, это ошибка. Дело обстоит следующим образом: обычные газы испаряются при нормальной температуре воздуха. Этот газ испарялся только лишь при очень высокой температуре, а температура повышалась до необходимого предела только тогда, когда происходил взрыв. Когда взрывчатое вещество взрывается, создается, как известно, очень высокая температура, и газ испаряется. Твердое вещество превращается в газ. Но действие его совершенно не зависит от температуры.
ВОПРОС. Известно ли вам, что с этим газом проводились различные опыты?
ШПЕЕР. Нет, этого я не могу сказать. Наверное, делали опыты.
ВОПРОС. Кто возглавлял проведение этих опытов?
ШПЕЕР. Насколько мне известно, его возглавлял отдел усовершенствования управления вооружения штаба сухопутных войск, только я не могу этого сказать с уверенностью.
Гитлеровская клика вынуждена была внять суровому предупреждению правительств стран — участниц антифашистской коалиции. Она не рискнула пустить в ход «табун» и «зарин». Но жертвой «циклона» все же стали сотни тысяч, если не миллионы людей. Не на фронте — в газовых камерах гитлеровских лагерей смерти. Подлое оружие, оно и применялось подло. Министр Шпеер на процессе юлил и изворачивался. Комендант Освенцима Рудольф Гёсс в своих показаниях был откровенен до цинизма.
ГЕСС. …Начальник лагеря в Треблинке… применял газ «моноксид», но считал, что этот метод не очень эффективен. Поэтому, когда я устроил в Освенциме «помещение для уничтожения», я применял «циклон Б» — кристаллизованную синильную кислоту, которую мы бросали в камеру смерти через небольшое отверстие. В зависимости от климатических условий в этой камере люди умирали в течение 3-15 минут. О наступившей смерти мы узнавали по тому, что находившиеся в камере люди переставали кричать…
ГЕСС. Другое усовершенствование, которое мы провели по сравнению с лагерем Треблинка, было то, что мы построили нашу газовую камеру так, что она могла вместить 2 тысячи человек одновременно, а в Треблинке десять газовых камер вмещали по 200 человек каждая…
15
Доктору Фишеру, да, впрочем, и многим другим ответственным сотрудникам луцкого гестапо, повезло необычайно. Лейтенант Вебер, проспавший на своем дежурстве похищение химического снаряда, пошел под суд, был разжалован и расстрелян. Начальник складов был также разжалован, но не расстрелян, а отправлен рядовым на Восточный фронт, что многими его сослуживцами рассматривалось, и довольно справедливо, как тот же смертный приговор, но растянутый на неопределенный срок.
Доктор Фишер не был даже освобожден от занимаемой должности начальника луцкого отделения гестапо. Он отделался строгим выговором, вынесенным ему лично Кальтенбруннером, Причем приказ пришел секретной почтой и не подлежал оглашению перед сотрудниками. Неожиданное мягкосердечие шефа главного управления имперской безопасности объяснялось не какой-то его особой любовью к Фишеру. Скорее всего до злополучной истории с похищением Кальтенбруннер вообще не знал, кто стоит во главе гестапо в Луцке.
Но, когда в Берлин пришла телеграмма из Луцка, Кальтенбруннер и начальник VI управления его ведомства бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг под непосредственным наблюдением самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера разработали в величайшей тайне покушение на «Большую тройку» — лидеров антигитлеровской коалиции Сталина, Рузвельта и Черчилля, которые в ноябре 1943 года должны были встретиться на конференции в Тегеране.
Немецкая разведка сумела тогда заблаговременно узнать о предстоящей конференции и предложила Гитлеру авантюристический, в сущности, план, выиграть войну одним ударом, физически уничтожив трех лидеров союзнических стран. Гитлер план одобрил, внес в него кое-какие поправки и приказал осуществить любой ценой.
Кальтенбруннер и Шелленберг отправили в Иран лучших террористов, какими только располагало гестапо и СД — служба безопасности. Отправил в Тегеран своих людей и шеф военной разведки — абвера — адмирал Вильгельм Канарис. Но тщательно подготовленная операция закончилась полным провалом. Русские, оказывается, с самого начала были осведомлены о покушении и приняли необходимые меры предосторожности. Как стало известно лишь много лет спустя, советские разведчики находились даже… в составе тщательно подобранных немецких террористов.
Поначалу Кальтенбруннер, занятый подготовкой к покушению, просто отложил на месяц неприятную историю с похищением химического снаряда. Но после провала «Дальнего прыжка» в Иране докладывать Гиммлеру и Гитлеру еще и о тяжелейшем поражении в Луцке было самоубийственно для Кальтенбруннера. И он и Шелленберг и так только чудом избежали бешеного гнева фюрера.
Обо всех этих высших соображениях доктор Фишер, разумеется, не догадывался и был счастлив, что беду пронесло. Но хитроумный Фишер вряд ли был бы так благодарен своей счастливой судьбе, если бы знал, что одновременно Кальтенбруннер отдал еще более секретный приказ, устный, с глазу на глаз, начальнику гестапо группенфюреру СС Мюллеру: как только луцкое дело раскроется, доктора Фишера убрать.
Но доктор Фишер, приняв полученный им приказ за чистую монету, немедленно развил бурную деятельность. До сих пор мы не можем сказать, кто из его шпионов напал на след Паши Савельевой и ее друзей. Следствие, проведенное компетентными органами после освобождения Луцка от оккупантов, никаких определенных результатов не дало. Молва называла имя одного человека, но его самого немцы расстреляли в тюрьме. И что это было — уничтожение ставшего ненужным предателя или убийство оболганного честного человека, мы уже, наверное, никогда не узнаем. Ни подтвердить эту молву, ни опровергнуть ее некому, а потому никто ее не вправе повторять сейчас. Может, и отыщутся еще неизвестные архивы или обнаружится живой свидетель тех событий и тайное станет явным: мы узнаем, почему погибло луцкое подполье. Пока же мы знаем точно только, как умирали герои.
Гестаповская сеть работала не одну неделю, следователи тщательно изучали множество донесений, и важных, и не очень, сортировали по степени значимости, анализировали, связывали между собой или отвергали как не заслуживающие внимания.
И только в конце декабря гестапо нанесло удар. В два дня были арестованы свыше тридцати человек — за шесть недель до освобождения города от оккупантов. И все же гестапо поспешило, подгоняемое залпами советских орудий.
О поспешности можно говорить уже по тому, что часть арестованных за недостатком улик была в скором времени освобождена. После трех допросов оказался на свободе даже Алексей Ткаченко, а уж за ним было столько дел, что, догадывайся следователи гестапо хоть об одном из них, не миновать бы Алексею мучительной смерти в застенке.
Мария Ивановна Дунаева была взята на своей квартире в доме по Театральной улице. У нее в это время находились подпольщики Петр Болдырев (под этой фамилией скрывался в Луцке чекист Петр Ботвинкин), Зинаида Борщевская и Петр Калинкин. Болдырев попытался было выхватить оружие, но немецкий солдат успел оглушить его ударом приклада по голове.
Алексей Ткаченко в то утро, как обычно, шел на работу, прихватив с собой корзинку, чтобы в перерыв сходить на базар за продуктами. Возле пивоваренного завода его остановили двое в штатском. Один спросил:
— Вы будете Ткаченко?