- Уймись, дура! – воскликнул Юрий Анатольевич, стукнув кулаком по столу, от чего из его тарелки вылилась изрядная часть супа. Он вытер кулаком подбородок, одарил меня чуть неприязненным взглядом и вышел из кухни. Спустя пару минут мы услышали звук хлопнувшей калитки.
- Сыночек, родненький, ты покушал? – совсем другим тоном обратилась свекровь к Мише.
- Да, мамочка, - кивнул он.
- Иди, отдохни, ты, наверное, устал. А ты, - Оксана Викторовна перевела взгляд на меня. – Поможешь мне убрать со стола и приготовить ужин.
Я молча кивнула, раздумывая о том, что только что услышала. Все-таки началась война. Об этом уже говорили многие, на границах, на сколько я знала, было неспокойно, но все надеялись на пакт Молотова-Риббентропа о ненападении. Но проклятая Германия нарушила свою часть договора. Началась война.
Вставал закономерный вопрос: что же буду делать теперь я. Когда началась финская, и отцу пришлось уйти на фронт, я была еще слишком молода, даже школу еще не закончила. О том, чтобы пойти на войну даже речи не шло. Но мне уже семнадцать, у меня есть аттестат зрелости, я закончила курсы меткого стрелка при Осоавиахиме. Правда я была юным Ворошиловским стрелком, так как до первой и второй ступени этого значка еще не доросла, когда проходила обучение. Но все же навыки определенные есть.
- Что так медленно?! – из раздумий меня вывел голос свекрови. – Вот видно, что девка без мамки росла. Посуду мыть нормально не умеет.
Мне пришлось прикусить губу. С языка рвались нехорошие слова, которые я знала, но отец такого не терпел. При нем я выругалась лишь однажды, когда из-за болезни не смогла поехать в Артек. Меня, после получения значка, наградили путевкой, уже даже были собраны вещи, но в школе кто-то заболел ветрянкой, и я заразилась. Было обидно. Отец, услышав от меня те слова, ничего не сказал. Смерил тяжелым взглядом, вздохнул и до следующего утра не разговаривал. Было очень стыдно. Больше я не ругалась.
- Пошевеливайся давай, - опять прикрикнула Оксана Викторовна. – Я не хочу долго возиться.
- Оксана Викторовна, - спустя минут тридцать монотонной работы, обратилась к свекрови я. – Миша пойдет на фронт?
- С ума сошла что ли? – впервые в голосе женщины не звучал гнев, только удивление, а на лице у нее возникло такое выражение, будто она сомневалась в моих умственных способностях. – Я не пущу своего сына на войну.
- Но как же так? Ведь на нашу Родину напали. Вы же слышали объявление по радио. Мы все должны сплотиться перед общим врагом.
- Во-первых, милая, никто никому ничего не должен. Во-вторых, радио слушать очень вредно.
- Вы не правы, - покачала я головой. – Все мы должны защищать родную землю, на которой родились, выросли. Мы же пользуемся ее богатствами.
- Какая же ты наивная, - даже развеселилась Оксана Викторовна. – Идеалистка до мозга костей, вот что видно, воспитывалась мужиком. А они, когда пьяные, тоже несут весь этот бред. Забудь ты его, а еще, - выражение лица свекрови переменилось на сердитое. – Заруби себе на носу: не порть моего сыночку! А теперь ступай отсюда, сейчас ко мне подруги придут.
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, сердце застучало где-то в горле. Да как она посмела называть моего папу так? Пьяница? Да он никогда при мне и капли спиртного в рот не брал! Ее не просьбу, приказ, покинуть кухню я выполнила с огромной радостью. Миши дома не было, поэтому, оказавшись в своей комнате, я начала взвешивать все варианты.
Вообще варианта было всего два: идти на фронт или нет, а вот за и против очень много. С одной стороны, не понятно было, что делать с: квартирой, мужем, бабушкой, дальнейшей учебой. Также был естественный страх смерти. А может не убьют, а останусь инвалидом. Папа, когда у меня случилось увлечение военной историей, а моими кумирами были Надежда Дурова, Мария Бочкарева с ее батальоном смерти, объяснил мне, что война — это не то, что стоит романтизировать. Когда он умер, до меня это дошло окончательно.
Но все же я закончила курсы мастеров точного выстрела, имела награды, а среди юных стрелков своего города считалась одной из самых лучших. Я любила свою Родину и сейчас испытывала ненависть к захватчикам. И мне было противно решение матери Миши оставить того дома. Да и мне казалось, что папа будет мой гордиться, если я пойду на фронт.
От размышлений, как это у меня бывало часто, я захотела пить. Выходить из комнаты не хотелось, но я все же решила зайти на кухню. Еще на подходе, я услышала голоса Оксаны Викторовны и ее подруг. Это заставило меня невольно замедлиться и прислушаться. Говорили они о нас с Мишей. Ну да, о чем же еще. Я уже было хотела уйти, но следующее заставило меня замереть на месте.