Помню песню Гагариной, о том, что спектакль окончен и свет погас. Он, и правда, погас слишком резко! У меня не хватило сил выйти на бис. Я уснула…
И долго ещё отзывалась в ушах эта слишком правдивая фраза:
- Скоро зазвучит эхо нового дня, начинай его без меня.
Не буди меня, освободи меня…
Глава 4
Ещё до того, как открыть глаза, я понимаю, что голая. Сосок упирается в руку, а рука утопает в пуховой подушке. О, Боже мой! Где я? Только пусть это будет не чья-то постель.
Помню, вчера, я знакомилась с кем-то. И даже дала телефон… подержать. Вроде некто вбил свой в мою записную. На этом и всё? Или…
Босой ступнёй, медленно, чтобы не разбудить лежащего рядом со мной, я веду по кровати. Всё дальше и дальше… Пока нога не упирается во что-то твёрдое. Это стена? Осторожно открыв правый глаз, вижу клетку. И Кешу.
Он будто ждал моего пробуждения. И тут же приветствует. Но вместо «Доброе утро», которому Ромик не смог его выучить, произносит знакомое:
- Ррома хоррроший! Крррасавчик!
Я бы поспорила, но не сейчас. Сейчас я лишь рада тому, что проснулась в любимой постельке. И никого рядом нет, кроме болтливого какаду.
Дверь открывается. Видимо, мама давно караулила, стоя снаружи. Ждала, пока Иннокентий подаст ей сигнал.
- Вот она! Проснулась, спящая красавица! – произносит начальственным тоном.
Я забыла сказать. Моя мама – начальник. Она финансист, только в смежном отделе. А я бухгалтер – в другом. В какой-то степени это подвигло меня к переезду. Встречаться в пределах работы, ещё и жить вместе – это уже перебор.
- Мам, не кричи, - мой мучительный стон, равнодушно воспринятый ею, остаётся витать.
Мама усиленно машет перед собой полотенцем. Ставит на тумбочку полный стакан. И подходит к окну.
- Посмотри, на кого ты похожа! – створка окна открывается, мартовский воздух врывается внутрь, - Если будешь вести себя так, то уж лучше съезжай! Я не в том возрасте, чтобы терпеть выкрутасы.
Распахнув одеяло, лежу. Нет сил даже ноги с постели спустить. Голова нещадно болит, во рту сухо.
- Это водичка? – шепчу и тянусь к стакану.
Мама стоит, сцепив руки. Смотрит с укором, но мне всё равно.
- Аспирин! – громогласно вещает она.
Пью шипучку практически залпом. И, опрокинувшись навзничь, продолжаю лежать.
- Вы зачем напоили ребёнка? – прилетает от мамы.
- Какого ребёнка? – я, щурясь, смотрю на неё.
- Кирюшу! – мамин образ мутнеет на фоне окна.
- Ох, - возвращаюсь в исходную, - Тоже мне, ребёнка нашла! Да этот ребёнок нас за пояс заткнул.
- Я поручила тебе, думала ты взрослая женщина. А ты? На кого ты похожа? Ты только глянь на себя, - сокрушается мама.
Взяв с полочки зеркальце, она торопливо подходит и тычет мне в нос.
- Мамуль, ну отстань, - закрываю глаза.
- Поднимайся! Приводи себя в чувство. Сегодня уборка.
- Воскресенье же! – спешу возразить.
- Вот именно, что воскресенье, - соглашается мама.
Успеваю заметить, на ней не домашний халат, а рабочий костюм для уборок. Лосины и майка, в которых мы делали в нашей квартире ремонт. На них даже пятна остались от краски.
- Мам, я тебя умоляю, - стону, как израненный зверь.
Но мать беспощадна в своей чистоплотности. Кроме привычки командовать, расходовать деньги с умом, она ещё крайне дотошна. Помню, могла выговаривать мне, если я недостаточно тщательно мыла тарелки. Если вешала мокрое полотенце обратно на крючок, в то время как надо на батарею. Или, вынув из ящичка что-то, не клала на место.
В общем, частенько я думаю, папа ушёл неспроста…
- Трудовая повинность, - звучит её вкрадчивый тон, - К тому же, тебе не помешает сбросить пару кило.
Я накрываю свой зад одеялом:
- Спасибо, мамуль, ты умеешь утешить.
- Ты птицу кормила?
- Его Иннокентий зовут.
Услышав своё прозвище, Кеша в тот же момент оживляется:
- Крррасавчик! Кеша крррасавчик!
- Сейчас покормлю, - добавляю в подушку, и силы опять покидают меня.
- Давай, поднимайся! Тёть Любе позвони, объяснись. Я не собираюсь за тебя извиняться, – говорит мама так, будто мне девятнадцать. Нет, шестнадцать! И я поздно пришла с дискотеки.
Хоть одно преимущество. Можно опять почувствовать себя юной и беззаботной. До тех пор, пока мать, или зеркало, не поставят тебя перед фактом.
Смартфон начинает жужжать. Вижу Олькино фото. Она у нас блонди! Красотка, каких поискать.
- Легка на помине, подруга твоя, - бросает мамуля. Качнув головой, оставляет меня со смартфоном один на один.
Беру трубку:
- Лёль!
- Это я, - отзывается голос подруги. Не намного бодрее, чем мой.
- Ты как?
- Херовато. А ты?
- Не могу материться, мама близко, - говорю, и тону в тёплой неге постели. Ощущаю, как боль отступает. Аспирин, вероятно, начинает меня исцелять.