И Катриэль не стал настаивать. Ведь Мануэла столько сделала для него, для его дочки. Она заменила Айлен мать, заботится о ней, кормит ее. Его дочь выжила только благодаря заботам Мануэлы. Да и достойно ли потакать собственным страхам? Будь что будет!
И вот теперь, оказавшись в Арройо-Секо, Катриэль бродил по городу и вспоминал. Поток воспоминаний уносил его все дальше и дальше, и он не мог уже отличить прошлого от настоящего, таким живым и ярким являлось ему прошлое.
Он вспоминал дом Рамона, Энрике, Росауру, и ему казалось, что вот сейчас из-за поворота выйдет его Милагрос. Откуда ему было знать, что он и увидел бы свою Милагрос, если бы не ушел из театра бродить по городу. Она ведь была не только на представлении, но зашла в театр, желая уточнить, когда начнется спектакль и, увидев Мануэлу с крошкой Айлен на руках, восхитилась хорошенькой девочкой.
— Дочка нашего друга, — объяснила посетительнице Мануэла, — мать скончалась при родах.
— А у моей девочки погиб отец, — сказала Милагрос Мануэле.
Но откуда было знать об этом Катриэлю? Он бродил по городу, заблудившись в лабиринтах прошлого и даже не ища из них выхода…
Милагрос с Марией вернулись в «Эсперансу», а в Арройо-Секо поехал Энрике. На его долю досталась покупка вина и деликатесов. Остановиться он собирался у старого друга Рамона и приглашал с собой Августо. Но Августо предпочел остаться с Милагрос. Он видел, до чего взволнованной вернулась она из города, хотел узнать причину ее волнения и успокоить. В тревоге Милагрос он чувствовал что-то враждебное себе и не хотел оставлять ее наедине с тяжелыми думами, которые кто его знает куда могут завести.
Августо ехать отказался, зато с Энрике попросился Хуансито. И Энрике с удовольствием взял с собой мальчугана, к которому успел привязаться. С ноги Хуансито уже сняли лубок, но бегать ему еще запрещали, и он очень скучал, сидя дома.
Едва приехав в Арройо-Секо, они тоже увидели афиши «Олимпико».
Вот куда мы с тобой пойдем, — пообещал Энрике Хуансито. — Твой старый цирк превратился в театр.
Теперь Энрике понял, отчего такой взволнованной вернулась Милагрос — она не могла не побывать на представлении!
Но сначала Энрике отправился к старому другу Рамону.
— Хорошо, что ты приехал повидаться, — встретил его Рамон, — я ведь продаю свою гостиничку. Содержать ее у меня нет сил. Так что скоро подамся куда-нибудь из Арройо-Секо. Вот только куда, еще не решил…
Когда Катриэль взглянул из-за кулис в зрительный зал, то увидел сидящих в первом ряду Энрике и Хуансито. Сердце у него тревожно забилось. Что-то будет? Ведь, бродя по городу, он встретился еще и с Франсиско, работником из «Эсперансы», попросил его никому ничего не говорить, но..
Мариано собирался вернуться в Арройо-Секо, но не вернулся, потому что перед отъездом зашел в таверну пропустить стаканчик. Пропустил один, потом другой. И кончилось тем, что он пил и пил, переходя из таверны в таверну, просыпаясь в постели незнакомых женщин и понимая, что пути назад к Камиле у него нет.
А затем пил снова. И когда на окраине города загорелась больница, он, хоть и под винными парами, прибежал на пожар чуть ли не первым. Он искал себе в огне смерти. Хоть умереть по-человечески, если вконец загубил свою жизнь! И он кидался в самые опасные места, совершал настоящие чудеса, спасая от гибели тех несчастных, которых никто уже не надеялся спасти.
Верные своему журналистскому долгу, Пабло и Камила приехали на пожар, когда он был в самом разгаре. Узнав в редакции, что они на пожаре, вслед за ними также помчалась Лусия. И увидела, да, увидела собственными глазами, как Пабло обнимал Камилу на фоне огненного зарева. Больше никаких доказательств ей не нужно было.
Камила и Пабло тем временем включились в спасательные работы, и только к утру, когда опасность уже миновала, стали собирать материал для репортажа, расспрашивать, кто же больше всех отличился.
Все работники больницы единодушно указали на почерневшего от сажи мужчину, который едва держался на ногах от усталости.
— Всего несколько слов, — стали уговаривать его Камила и Пабло. — Назовите свое имя…
И тут Камила осеклась, узнав Мариано. С не¬вольным рыданием бросилась она к нему на шею:
— Господи! Нашелся! Я же искала тебя повсюду и не могла найти…
Но Мариано с какой-то странной, полубезумной улыбкой отстранил ее:
— Не прикасайся ко мне…
Его тут же подхватила под руку накрашенная разбитная девица.