— Вы будете ночевать в нашем доме, как и подобает гостям, — ответила она.
— Папе не пришлось бы по вкусу ваше гостеприимство, — процедила сквозь зубы Лусия.
— Не волнуйтесь, нам будет даже удобнее разбить лагерь в степи, — твердо произнес Катриэль, давая понять, что никакая сила не заставит его войти в дом, который у него отобрали.
Поняв это, Мария больше не настаивала, но попросила Катриэля и Милагрос хотя бы поужинать вместе со всем семейством.
— Сделайте это, прошу вас. В память об Асунсьон… О тех счастливых временах, когда мы были тут вместе с ней.
Катриэль не мог ничего возразить против такого довода и, пересилив себя, ступил на порог некогда родного дома.
Виктория демонстративно отказалась от ужина, заявив, что у нее пропал аппетит. Ее примеру последовала и Лусия:
— Я не сяду с индейцем за один стол!
Милагрос испуганно взглянула на Катриэля, затем на Марию:
— Из-за меня в вашей семье начались раздоры. Может, мы все же уйдем?
— Нет, оставайтесь, — проявила твердость Мария. — Вы для меня — желанные гости. Надеюсь, Катриэль в этом не сомневается. Что же до моей сестры — то она много страдала, поэтому ожесточилась. А Лусия… Иногда просто не верится, что она — моя дочь…
Последнюю фразу Мария вымолвила с такой печалью, что у Милагрос больно сжалось сердце.
Камила, желая поддержать Марию, завела с гостями разговор на другую тему — о Хуансито и о том, что она с самого начала не поверила Анибалу.
— Конечно, разве я могла бросить Хуансито! — сказала Милагрос. — Я люблю его, как собственного ребенка, несмотря на то что он мне даже не брат по крови.
— Люди связаны не единственно кровным родством, — заметила на это Мария. — Есть кое- что посильнее: сердце.
— Спасибо, сеньора. Вы так добры к нам, — благодарно взглянула на нее Милагрос. — Я не знала родной матери, но у женщины, которая меня воспитала, были такие же глаза, как у вас…
Ресуррексьон принесла десерт, но Катриэль от него отказался:
— Пойду, пока не очень поздно, расспрошу людей. Может, кто-то из них видел, в какую сторону поехал цирк.
— Я провожу вас— тотчас же встала из-за стола Камила.
— Не стоит. Я ведь тут всех знаю, — напомнил ей, смутившись, Катриэль.
— Но вдвоем мы сможем опросить всех значительно быстрее, — ответила Камила.
— А втроем — еще быстрее, — добавил Мариано. — Я иду с вами!
Милагрос тоже поднялась с места, но Мария остановила ее, предложив еще немного побеседовать.
— Я вижу, у тебя душа болит не только из-за малыша, — сказала она, оставшись наедине с Милагрос. — Твоя печаль намного глубже. Так мне кажется. Что тебя мучает, дочка? Доверься мне, как матери, которой тебе так не хватает.
И Милагрос рассказала ей всю горькую историю своей жизни — начиная с того, как ее, подкидыша, подобрали в степи и кончая тем чудовищным оскорблением, которое нанес ей Августо.
— Моя жизнь очень похожа на твою, — выслушав ее, грустно молвила Мария. — Я тоже не помню своих родителей — их заменили чужие люди, ставшие мне родными. У меня была сестра не по крови, а по сердцу. Подобно тебе, я надеялась вернуть мир и счастье в семью, выйдя замуж без любви. Но тебе, слава Богу, повезло больше: ты не вышла замуж за того военного. И — нашла настоящую любовь!
— Как вы узнали? — смущенно и радостно воскликнула Милагрос.
— По глазам. По тем влюбленным взглядам, которыми вы обмениваетесь с Катриэлем. И пока вы будете вместе, никакому злу вас не одолеть, поверь мне. Вы найдете Хуансито и заживете счастливо. Только берегите друг друга, берегите свою любовь.
— Спасибо, сеньора. Вы — сама доброта, — растроганно произнесла Милагрос, и Мария неясно, по-матерински обняла ее.
В этот момент к ним вошла Лусия и, захлебываясь от возмущения, язвительно бросила матери:
— Какая идиллия! Может, ты нашла наконец дочь, которая тебе по душе, а мне стоит переселиться в цирк?
Опросив местных жителей, Катриэль и Мариано пришли к выводу, что цирк, вероятнее всего, направился в Арройо-Секо.
— Значит, с рассветом и мы туда поедем, — сказал Катриэль, — А вам — большое спасибо. Честно говоря, я не ожидал помощи от человека, который работает на Гонсало Линча.
— Я только работаю на него, но не принадлежу ему, — уточнил Мариано. — И более того могу сказать, что вы мне симпатичны и, как адвокат, я не погрешу против истины, если закон окажется на вашей стороне.