— «О чем ты говоришь?» — Зиг прижал сильнее к груди ребёнка, и тот слегка всхлипнул, быстро умолкнув.
— «Быть может, стоит убить этого младенца и скормить его собакам, как делал твой отец. Он так поступил не только с первым сыном, что был страшен внешне и не имел черной крови, но и с множеством других детей, что были никчемными и не могли продолжить его дело».
— «Ты мне предлагаешь убить моего сына?» — голос Зига стал громким и суровым, явно давая понять, насколько он сейчас зол, услышав подобное предложение.
— «Представь, как все будут спокойны. Убей уродца, сотри всем память. И тогда через годик твоя прекрасная женушка сможет родить тебе новое дитя. Дитя, у которого не будет подобных изъянов». — Она хмыкнула и, подняв со столика бутылочку, предложила ее малышу, который охотно присосался к соске, выпив всё молоко. — «Она же даже кормить его не хочет, и кормилицу ему найти вам не удалось».
— «Я не стану убивать своего ребенка!» — закричал Зиг, разбудив при этом Эвелин, которая, резко подняв спину, уставила испуганный взгляд на мужа. «Даже не смей подходить ко мне с подобными предложениями, Ева! Я сам буду заботиться о сыне! Сам его выкормлю и сам его выращу. И я никогда и никому не позволю называть моего сына уродцем, даже тебе, Ева. Уходи отсюда!» — На что женщина лишь приклонилась и, окинув Эвелин взглядом, показывая свою отвратительную злобную ухмылку, вышла из комнаты, закрыв за собою дверь.
— «Что хотела от тебя эта женщина?» — сквозь слезы проговорила девушка.
— «Она хотела, чтобы я убил сына и забрал твои воспоминания о нем». — Он поставил бутылочку на стол и, присев на край кровати, поправил одеяльце, в которое был завернут малыш. — «Ты тоже считаешь, что так было бы лучше? Если бы нашего сына постигла смерть?»
— «Ни в коем случае!» Девушка подползла к мужу и забрала из его рук ребенка. — «Каким бы он ни был, он мой ребенок! Даже думать не смей сделать, как говорит эта отвратительная женщина! Она тебе плохие советы всегда дает. Мне кажется, что она тебе не друг. Кажется, погубить тебя хочет. Понимаешь?» — Она подползла к подушке, положив ребенка на кровать, и прилегла рядом с ним.
ЧАСТЬ 3 ЛИШЬ БЛЕСКОМ ГЛАЗ
Прошло еще четыре года…
Темная ночь наполнялась тусклым светом полной луны, что, казалось, запутавшись в густых ветвях деревьев, стояла на месте, постепенно исчезая, то снова появляясь в пожирающих её силуэтах мрачных серых облаков. Воздух наполнялся запахом сырости и некой затхлости, вызывая тяжесть в дыхании и некое чувство, напоминающее рвотные позывы. Словно комок, застрявший в горле, бродил то вверх, то вниз, раздражая гортань, вызывая обильное слюновыделение. Где-то поблизости находились болота. И сердце колотилось сильнее при появляющихся мыслях, что так явно рисовала играющая девичья фантазия. Страх попасть в западню болот, увязнуть в склизкой трясине и быть затянутой на дно. Ох! Как ярко рисовалась эта картина. Как ясно виделась смерть. И как же сильно не хотелось, чтобы всё нарисованное больной фантазией стало явью. Отчего хотелось остановиться, отдышаться и оглядеться вокруг. Но злобный лай собак где-то сзади заставлял ноги двигаться быстрей. Они гнали её вперед, чувствуя её безысходность, чувствуя страх и смятение. Словно говорили: «Беги, беги! Всё равно не убежать, не скрыться!» И казалось, единственным спасением было утонуть в болоте, погрузиться в мерзкую слизь и раствориться в ней, уйти в небытие. -«Беги и не оглядывайся!» — звучало в её голове громким, повелевающим голосом. И лишь звуки хрупких веток, ломающихся под ногами, подпевали в унисон внутреннему голосу. Она бежала вперед, спотыкаясь, обнимая тонкими белыми руками стройные стволы берез, тянувшихся к облакам своими макушками. Вот и показалась кромка болота, наполненного утопающими в нем вытянутыми светящимися фосфором гнилушками. Деревья отступали в стороны, словно приклоняясь перед мерзким запахом топи, а луна, выбравшись из цепких лап, наполненных листвой ветвей, выползла на середину неба, полностью осветив всё её владение, отражаясь игривым отблеском в его мутных водах. — «Вот и болото!» — на выдохе прохрипела она и, чувствуя, как подкашиваются ноги, медленно сползая вниз, отшелушила усталыми пальцами тонкую пленку, покрывающую кору березы. Приземлившись на землю, она оперлась руками, опустив ладони в зыбучую, липкую грязь, чувствуя, как медленно засасывает пальцы, поглощая их до самого основания. И снова он. Этот жуткий лай. Он был уже почти рядом, так что было слышно, как хрустят ветки под их ногами, как говорили между собой стражники, подгоняющие настойчивых псов. Она подняла уставшие глаза на небо, разглядывая многочисленные звезды, усеивающие небосвод. Словно подпитываясь энергией от света луны, играющего на бледной коже, делая её словно прозрачной, тонкой, светящейся в унисон болотным гнилушкам. Выпустив пар изо рта, она обернулась, слегка лишь повернув в сторону голову, прислушиваясь к приближающемуся лаю собак. — «Ну уж нет!» — еле слышно произнесла она и, снова посмотрев вперед, убрала темные пряди волос, упавшие на лицо. Там впереди, совсем недалеко виднелся яркий огонек костра, заманчиво поблескивающий между силуэтами деревьев. «Костер?» — удивлённо процедила она и, ухмыльнувшись, поднялась на ноги, вытерев испачканные пальцы о подол платья, снова оглянувшись на лай собак, побежала к костру. Колючие ветви кустарников цеплялись за волосы, запутываясь в них, замедляя бег, но притормозив лишь слегка, она обеими руками разрывала волосы, выдирая некоторые с корнем, морщась от боли, продолжая свой путь.