На другой вечер—то же самое. Тогда, забыв об угрозах тетки, Нюра крикнула на весь двор:
— Да ты что? Оглохла, Дашка?
— Некогда мне,—сухо ответила та.
Наконец, в воскресный день, возвращаясь из церкви, она в глухом переулке столкнулась с Дашей. Обрадовалась, пошла с ней рядом. Но Даша молча и нехотя отвечала на вопросы.
— Да что с тобой?—нетерпеливо воскликнула Нюра.
— Так...—холодно ответила та и с укором добавила-.—люди всё знают... И за что тебя опять в школу взяли—знают. Симка по всей станице теперь рассказывает... И на базаре слышали, как атаманша Карповну хвалила. Может, опять с Лелькой дружить станешь?
Нюра остановилась.
— Так вот ты какая,—тихо сказала она,—значит, ты думаешь, что я...
Больше она не проронила ни слова. Не попрощавшись и даже не взглянув на подругу, завернула за угол и пошла одна.
— Куда же ты?—крикнула Даша.
Не получив ответа, смущенная вернулась домой.
Они долго шептались с матерью.
— А кто их там разберет,—наконец, сказала та,—может, и правда—дивчина ничего не знала...
Вечером заморосил дождь. Обходя хату и прикрывая ставни, Даша чувствовала, как липнут к ногам опавшие с акаций листья. «Осень, скоро и зима,—грустно подумала она,—кизяков не запаслись, дров нету... Что будем делать с мамой?»
Кутаясь в старую шаль, подошла к плетню. В нюриной хате ставни были еще откинуты. В окне, сквозь сетку дождя, мутно желтел огонек, изредка он мягко вспыхивал в луже на дворе. Звякнула щеколда, отворилась дверь.
«Тетка, должно быть»,—подумала Даша, но по легкой и быстрой походке сейчас же узнала Нюру. Ей было неловко и стыдно перед подругой, и она не решилась ее позвать.
Нюра проворно закрыла ставни и, обойдя лужу, побежала к сараю, приперла дрючком дверь и той же дорогой направилась обратно в хату. Когда она поровнялась с Дашей, та не выдержала и, перепрыгнув плетень, схватила ее за руку.
— Не сердись... Ты прости меня... Люди наговорили, а я поверила...
— Пусти!—Нюра рванулась.—Уйди! Не лезь!
А та цепко держала ее в своих руках:
— Ты послушай, да ты послушай, что я скажу...
— Дашка! Ей-богу, ударю!—крикнула Нюра.
— Ну и ударь! И ударь! Ну?
Она выпустила Нюру из рук и покорно стояла перед ней.
— Все против меня,—уже спокойней сказала Нюра, и в голосе ее прозвучала такая тоска, что Даша не выдержала.
— Ты не плачь...—она обняла подругу.
— Да я и не плачу. Очень мне нужно плакать...
Они умолкли, стояли под дождем, тесно прижавшись друг к другу.
— Нюрочка,—тихо начала Даша,—слушай, что я тебе скажу. Будем навсегда, навсегда подругами...
— Ты много о себе думаешь,—ответила Нюра.—Ты думаешь, что только твой батька умный да ты умная, а я, может, не хуже тебя за хороших людей страдаю.
— У нас с тобой одна думка, Нюра. Ты отца ждешь, и я жду. Будем ждать вместе. Еще лелькины празднички кончатся. А сейчас беги, а то тетка хватится. Гляди—ты промокла вся.
— И ты мокрая... Как же, Дашка, ты так подумала обо мне?
— Не надо... Не говори...
— Я сама ничего не знала. Это мама. Мне теперь в школу ходить—хоть бы и не ходить. И на хутор вернуться нельзя. Как я фенькиной матери буду в глаза смотреть?
Она заплакала и пошла домой.
На мокром от дождя лице тетка не заметила ее слез.
— Что возилась долго? Тебя только за смертью посылать,— начала она ворчать по обыкновению.
Нюра ничего не ответила. Молча поужинала и легла. Долго ворочалась, думала: «Нет, не одна я... Вот и Дашка тоже...» Наконец, уснула.
XXIX
Тяжело было Нюре в школе, но понемногу ее отношения с девочками сгладились, только Леля и ее ближайшие подруги все еще продолжали смотреть на нее свысока. Как-то Леля сказала ей прямо.в глаза:
— Если бы не мой папа, пасла бы ты на хуторе свиней.
— А я твоего папу ни о чем и не просила,—вспылила Ню-ра.—Не просила и просить не стану. Кривляка ты!
Слово за слово, и они повздорили. Кто-то шутя толкнул Нюру, она зацепила рукавом за медальон, висевший у Лели на шее.
— Ах, ты вот как!—обозлилась та и с такой силой рванула Нюру за воротник, что разорвала на ней платье до самого плеча. Симочка—и та возмутилась:
— Сумасшедшая!
— А пусть не лезет! — задыхалась от злости Леля. - Косолапая хуторянка! Я вот папе скажу, чтобы ее снова из школы выгнали и плетей чтобы всыпали за ее батьку. Большевичка!..
В классе поднялся шум.
— Хорошо, хорошо, заступайтесь за красную,—не унималась Леля.
- Не она красная, а отец ее красный,—ответил кто-то.
— Все равно!
Только приход Таисии Афанасьевны положил конец спорам.