Когда Костик умолк, все притихли, и разговор невольно перешел на шопот. Одна Марина сохраняла спокойствие. Она по-прежнему потчевала гостей и зорко следила за настроением каждого. Осталась довольна, поняла, что деньги ее, потраченные на угощенье, не пропадут даром.
Цель была достигнута. Нужные ей люди, только что горячо спорившие, теперь сплотились. «Царь ли, чорт ли, — думала Марина, — все равно, лишь бы не большевики».
А Карповна — в глубине души оскорбленная, — выйдя из хаты, снова подумала: «И красные мне не радость, а хоть бы уж скорей налетели они сюда, чтоб от той проклятой Марины и костей не осталось». Озлобленная, она подкралась к окну, припала ухом и жадно слушала. Марина же обманула деда Карпо, только сделала вид, что послала за ней.
... Расстроенная и испуганная вернулась Карповна домой.
Долго сидели они с Нюрой. Нюра все успокаивала мать:
— Чего вы, мама, волнуетесь? Ну, чего вы волнуетесь? Лучше ж нам будет, как батя вернется.
А Карповну все пугала мысль: «Докажут, что я на Рыбальчиху указала, — убьют...» И она думала: «Разве ж я знала, что ее заарестуют? Я ж ей зла не желала. Нюрку жалела, душой болела — как же дивчина без школы останется?»
Взгляд ее случайно остановился на пирожках, что принесла маринина племянница. Они так и лежали нетронутыми. Ни слова не говоря, она взяла тарелку в руки и пошла к дверям.
— Куда вы? — спросила Нюра.
— Снесу в погреб.
— Лучше Серко отдайте.
Карповна не ответила и вышла. Во дворе испуганно остановилась: в хате у Фени горел огонек. Упало сердце. «Такой праздник, а она, сиротка, одна», — подумала Карповна и, неожиданно для себя, приняла решение. Пугливо озираясь,, перебежала улицу и постучала к Фене в окно. Та испуганно спросила:
— Кто?
— Я, я, — торопливо шептала Карповна, — не бойся, отвори.
Когда Феня ее впустила, она подала ей пирожки и быстро посмотрела по сторонам.
— Возьми... Не брани меня, деточка, я перед тобой не виновата. Бог даст, мать вернется. Я тебя тоже не забуду. А мать вернется — скажи, что я тебя жалела. Я тебе, может, еще когда что принесу. Только ничего не говори людям, а я побегу, пока на улице никого не видно.
— А Нюра где? — спросила Феня.
— В станице, в станице... Она не приезжала, ее здесь нет...
И Карповна скрылась. Добежав до своих ворот, спохватилась: «Что ж я сделала? Я ж ей и маринину тарелку отдала!» Но еще раз перебегать улицу не решилась и пошла домой.
Нюра сказала:
— Чего вы пирожки в погреб прячете? Не лето же. Отдайте их Серко. Пускай за здоровье Марины жрет.
— Что ты! В своем уме? — Карповна строго посмотрела на нее: — Рождественские пирожки — собаке... Очумела?
XL
Карповне не спалось. Она несколько раз вставала ночью, подходила к окну, прислушивалась. Изредка открывалась дверь марининой хаты, и тогда вместе с полоской света вырывались и звуки песен. Чаще всего слышался бас Ивана Макаровича.
— Догуляетесь, голубчики, — шептала Карповна и снова ложилась, и снова думала: «И чем оно все кончится?..»
Проснулись они с Нюрой рано. Нюра накинула платок и пошла в сарай за соломой. Невольно оглянулась на фенину хату.
— Дома! — чуть не вскрикнула она от радости, увидав, что замка на дверях уже нет. Рванулась было к воротам, но тут же остановилась. «Как я пойду? Как ей в очи гляну?.. Да и люди заметят... Лучше вечером... Нет, сейчас же побегу!»
Но не успела она выглянуть на улицу, как увидела выходящего с фениного двора Алешку Гуглия.
«Что он там делал?» — испугалась Нюра.
Алешка ее заметил и ускорил шаги. Во двор вышла Карповна, и в ту же минуту в соседнем дворе появилась Марина. На ней было уже будничное платье, поверх которого она накинула теплый кожух. Голова ее была повязана черным платком. Она искала глазами Карповну.
— А! — вдруг улыбнулась она, заметив с ней Нюру. — На праздники к маме? Что ж ты ко мне в гости не пришла? Я б тебя угостила яблоками, орехами.
Нюра даже не поклонилась ей, отвернулась и пошла в хату, Марина проводила ее глазами и поманила к себе Карповну.
— Что это твоя дочка меня так не любит? За что я у нее в такой немилости? Может, ты мне разъяснишь?
— Молодо — зелено, — подойдя к плетню, сказала Карпов-на, — не обращайте внимания. Колобродит, дура.
— Придут красные—твоя Нюрка мне обязательно хату подпалит, — и Марина вдруг громко захохотала.