— А теперь?
— Ни... И теперь не чую.
... У ворот, где живет Марина, стоит тачанка. На тачанке Костик и Таисия Афанасьевна. Марина взволнованно крестит их и в последний раз обнимает.' Тачанка трогается, вязнет колесами в липком грунте, кони с трудом тянут ее.
Притаившись за окном, жадно смотрит на улицу Карповна.
— Лишь бы до Крымской добраться,—низко надвинув папаху и кутаясь в бурку, шепчет Костик,—а там как-нибудь поездом до Новороссийска—и дальше.
Таисия Афанасьевна знает, что значит «дальше». Это—Дарданеллы, Турция, чужие страны... Она молчит, оглядывается. Завтра придут ученицы в класс, а ее не будет.
... А в станице под камышовой кровлей покосившейся и точно вдавленной в землю хатенки сидят Кочура и Степа. Жарко шепчутся.
— Выхода надо нам повидать.
— Непременно. Завтра надо.
—■ Винтовки пора бы выкопать, смазать.
— Ага...
— Быхов говорил—Кузьма уже поправился.
— Себя не пожалел, кинжал аж до кости вогнал...
— Вахмистр наклепал на него Юрченко, а то, может, и не присудили бы к расстрелу... А ты знаешь, кто его выручил-то? Свои же казаки.
* >* *
... Утром Нюра побежала в школу, но не прошло и часа, как она вернулась домой.
— Таисия Афанасьевна не вышла на уроки. Райка сказала, что больна,-—сообщила она тетке.—Учителя пособрались в учительской, шепчутся. И Лелька в школу не пришла.
А тетка уже успела побывать на базаре и вернулась оттуда туча тучей.
«Пойду кликну Дашу,—решила Нюра,—Может, Оля что-нибудь уже узнала... Скоро наши придут... Тут теперь всем' работы!»
Но не успела она выбежать во двор как столкнулась с Феней. И радостная, и испуганная, Феня бросилась к ней.
— Ой, я к тебе, Нюрка!—зашептала она, задыхаясь от быстрой ходьбы.—Хозяйка послала меня к Мозгалеву... в лавку... Иду я через площадь и вдруг вижу—мама! Я аж вскрикнула. И мама вскрикнула. Я к ней бросилась, а меня казаки не пустили. Гляжу я—ведут их человек двадцать. Лопаты у всех в руках. Окопы рыть послали. Я бегу сзади, чтобы еще хоть одним глазком увидеть маму, а их посадили на фуры и коней погнали. Не знаю—Клавдия Владимировна отпустит меня сегодня или не отпустит. Не отпустит—все равно убегу. Надо нам, Нюра, что-то делать. Надо всем до кучи собраться.
— Соберемся вечером, поговорим. Иди пока.
Она проводила Феню до калитки и вернулась в хату. К обеду приехала из хутора Карповна. На ней лица не было.
— Что с вами?—испугалась Нюра.
Карповна рассказала, что в хуторе все вооружились, что даже дед Карпо выехал на боевом коне. «И такой суровый! И такой суровый!»—вздыхала она.—А Алешка Гуглий подобрал себе компанию—человек десять, и разъезжает по хуторам, грабит, убивает и сжигает большевистские хаты, не щадит ни детей, ни женщин. Марина угнала куда-то своих коней. Фенькина хата стоит раскрытая, окна выбиты, рамы выломаны.
— А Феня свою мать видела,—сказала Нюра.
Карповна вздрогнула. Опять встал перед ней призрак страшного часа, когда ее спросят: «А ну, скажи, как ты Рыбальчиху выдала?»
Под вечер Карловна снова вернулась на хутор, но не успела добраться до своей хаты как увидела группу казаков и казачек, столпившихся возле хуторского правления. Подстегиваемая любопытством, она не утерпела и поспешила туда же. Подойдя ближе, обомлела. На дереве, что стояло тут же у ворот, висел знакомый ей пожилой казак Левченко. Голова его с уже седеющей широкой бородой опустилась на грудь, руки были скру-18а
чены за спиной тонким кожаным ремешком. Тут же, недалеко от дерева, лежала на земле лицом вниз жена Левченко. И только потому, что изредка вздрагивали ее плечи, Карповна поняла, что она жива.
-— Боже ж милостивый'—-невольно вырвалось у Карповны. Она со страхом посмотрела на окружавших ее людей, словно ища у них ответа. Уже много лет она знала казака Левченко, знала, что он не большевик, что только сыновья его Андрий и Микола добровольцами ушли в Красную Армию.
Раздвигая толпу локтями, протиснулся вперед дед Карпо. Лицо его было перекошено злобой.
— Уберите ее,—он показал рукой на жену Левченко и, повернувшись, вдруг встретился глазами с Карповной.
Та невольно потупилась и подалась назад. Дед ей крикнул:
— Погоди; Стой!
Карповна похолодела вся.
— Хоть ты мне и ридна дочь,—сказал он нарочито громко, так, чтобы его все слышали,—но запомни, что и твий Степан будет на таком же суку болтаться. Сыны его Кубань прода-лы,—он показал на повешенного,—и твий такий же христопродавец. Иди, чтобы я тебе не бачил бильше!
Перепуганная насмерть, Карповна прибежала домой, заперлась в хате, схватилась за голову.
■— Боже ж мой, боже ж мой! Что ж они, зверюки, делают! Отец родной, как палач, людей вешает! Так будь же ты...