– Может, стоит оставить карету в гостинице – я видел там стоянку и конюшню – и отпустить кучера до вечера? Город маленький и улицы здесь узкие.
– Согласна, – кивнула Мариз, размешивая кофе, в который только что бросила пять кубиков сахара. – Никакой необходимости гонять беднягу весь день.
– Пойду, скажу ему, – вызвалась Виктоир вставая.
Венсан проводил сестру взглядом. Его рискованный план начинал претворяться в жизнь.
После второго завтрака они отправились гулять по городу. Древние здания, узкие улочки, обилие сосен и мха создавали в Тунаре особую атмосферу. Виктоир не переставала восхищаться и вопрошать, почему здесь до сих пор нет толп туристов.
– А зачем они здесь нужны? – Фыркнула Мариз. – Так гораздо лучше.
Венсан, слушающий их разговор краем уха, не мог не согласиться. Он высматривал библиотеку, когда Виктоир предложила отправиться в сад, а потом вернуться в «Четырёхлистник» и пообедать. Он подумал было как-нибудь отвертеться от этого похода и добраться до библиотеки, но это было бы слишком подозрительно.
Сад располагался недалеко от Тунара, в имение какого-то баронета и был открыт для посещения за символическую плату. Там было множество цветов, декоративные виды сосен и даже немного лиственных деревьев. Они шли по выложенным белым камнем дорожкам и смотрели по сторонам. Пожалуй, в мае и июне тут больше интересного, но и сейчас было на что посмотреть.
Вернувшись в город и пообедав, они, по настоянию Виктоир, отправились смотреть библиотеку. Это было двухэтажное здание из красноватого, заросшего мхом камня. К тяжёлым железным дверям вели три массивные каменные ступени с перилами, которые украшали две фигурки каменных львов. Но они опоздали, библиотека сегодня работала только до трёх и уже закрывалась, так что внутрь они так и не попали. Остаток дня они гуляли по городу и зашли, снова по настоянию Виктоир, в книжный магазин, антикварную лавку и галантерею.
Ко второй части своего плана Венсан перешёл во время ужина всё в том же «Четырёхлистнике». Погода испортилась – стянулись тучи, и закапал мелкий дождь – и как нельзя лучше подходила для того, что он собирался сделать. Холодный дождь загнал всех в дома. Они решили послать за кучером попозже, когда перейдут к десерту, чтобы ему не пришлось долго мокнуть.
Венсан разыграл целое представление, хмурясь и хлопая себя по карманам, пока не сказал, что, похоже, обронил где-то часы. Эти часы – золотые, инструктированные драгоценными камнями – были подарком матери на шестнадцатилетие. Мариз тут же предположила, что их украли, но он покачал головой и сказал, что прежде чем воображать худшее, надо попытаться их найти.
– Тебе нужна помощь?
Она уже приподнялась и Виктоир нехотя, но всё же отложила вилку, тоже готовая помочь, но Венсан покачал головой.
– Пока попробую сам, оставайтесь в тепле.
– Куда больше холода меня волнует дождь, – облегчённо пробормотала Виктоир, поправляя причёску.
Выйдя из ресторана, Венсан переулками, пару раз свернув не туда, вышел к гостинице со стороны двора. Тут был каретный сарай и конюшня. У конюшни, спиной к нему, стояли люди и о чём-то разговаривали, но у сарая никого не было. Приоткрыв тяжёлую дверь так аккуратно, как только мог, он проскользнул внутрь. Их карету – самую роскошную из всех – Венсан увидел сразу же. Он не очень хорошо разбирался в устройстве карет, но, к счастью, сейчас это ему и не понадобилось. Благодаря магии плоти, отломать колёса и разворотить днище было парой пустяков. Венсан постоянно оглядывался на дверь, боясь, что кто-то услышит звук, но усилившийся дождь заглушал его.
Времени у него было немного и, едва повреждения стали выглядеть как что-то, что за вечер не починишь, он бросился назад. Сердце стучало в висках, Венсан постоянно оглядывался, боясь, что кто-то мог его заметить. Недалеко от «Четырёхлистника» он вытащил из кармана часы – те самые, которые якобы потерял – и уронил их на дорогу. Постоял, отсчитав про себя полминуты и продолжая оглядываться. Потом поднял часы, теперь мокрые и грязные, и взглянул на время. Он отсутствовал двадцать три минуты. Достаточно ли этого, чтобы Мариз что-то заподозрила? Венсан подумал, как это печально, бояться собственной лучшей подруги.