А второй и третий были поздравительными звонками в дни рождения. В этом году они поздравили друг друга в голосовых, так что в режиме реального времени не слышали друг друга больше года.
- Привет! Не услышала твой звонок, - начала Юля так, как ответила бы любому другому человеку.
А дальше ей оставалось только соглашаться.
Да, ему надо высказаться.
Да, она не против послушать.
Да, не будет обращать внимания на то, что он как дурак.
Да, они в разводе, и он свободный мужчина.
Да, она понимает, что у него могли возникнуть новые отношения.
Да, знает, что он не хочет причинить ей боль.
Да, представляет, что иногда мужчина и женщина встречаются, не планируя строить семью.
Да, три недели назад у них была годовщина свадьбы.
Да, в такой день может что-то накатить, и захочется что-то сделать.
Да, можно забыться.
Да, подчас достаточно лишь одного раза.
Да, она понимает, что это случайность, и что он не хотел, чтобы всё сложилась так.
Да, это уже есть, и каждый должен нести ответственность.
Да, он обязан был ей сообщить сам, чтобы ей не пришлось позже услышать это от других.
-… буду отцом.
- Хорошим отцом.
- Считаешь? Я тебе первой рассказал.
- Поздравляю. Срок маленький, надо будущую маму поберечь, ты пока общественности не рассказывай, чтобы не дёргали вас.
Паша поблагодарил её. Не за совет, а за то, что ему надо было с кем-то поговорить, и она выслушала. И ещё он извинился, не уточняя, за что именно.
Юля не приревновала его к той женщине.
Возможно, на это повлияло то, как он о ней говорил. Сухие факты: тридцать пять лет, из армян, но родилась на острове, адвокат, детей нет, познакомились в прошлом году, вместе не жили, у каждого своя жизнь.
Не прозвучало ничего, что расшифровывается, как: она лучше тебя в том и этом.
Первым чувством, которое можно было хоть как-то обозначить, стало замешательство.
К такому Юля была не готова.
С другой стороны, а чего она ожидала, перезванивая бывшему мужу? Что он спустя два года хочет поболтать о рутине?
Но внутри у неё что-то закрутилось и будто сломалось, лишив возможности стоять с прямой спиной.
Она ещё никогда не ощущала себя такой растерянной.
Её не обидели, не предали, не забрали то, что должно было принадлежать ей, не обманули и не задвинули назад. Скорее наоборот, ведь Паша позвонил и рассказ ей первой, хотя не должен был и мог не рассказывать совсем или хотя бы до родов. Потому что её переписка с островитянкой, приходящейся женой Пашиному приятелю, была очень уж вялой и затрагивала отвлечённые темы вроде погоды и интересных блюд, а других контактов, способных делиться информацией о личной жизни бывшего мужа, у Юли не было.
Должно быть, на него сильно повлияла ситуация с Дорой, пришедшей к Юле со своей правдой, и теперь он спешит сам раскрывать свои карты.
Ночью ей снились глаза.
Выпуклые и чёрные на лице двухгодовалого ребёнка с тёмными кудряшками. Она не знала ни его имени, ни пола, зато в ней была убежденность, что это ребёнок Паши и его женщины.
Хорошенький ребёнок в жёлтых плавочках игрался в чистом песочке в паре метрах от берега.
А Юля за ним смотрела. Её не наняли в качестве няни, но она знала, что сейчас чадо Павла и адвоката армянских кровей почему-то оставлено на неё, и она должна следить за ним, пока не вернутся родители.
И когда они появились (но так, что внешность матери малыша на глаза не попалась), то она проснулась с чувством облегчения. Не потому что это был плохой сон, и он закончился, а потому что справилась с обязанностями и передала ребёнка законным владельцам в целости и сохранности.
Ну и сон!
Глаза
За ночь чувства до полного штиля не улеглись, и мысли до конца не упорядочились, но настроение было не ниже среднего. Может, даже выше.
Во-первых, Юля вспомнила советский фильм «Покровские ворота», который они с дедушкой смотрели раз пять точно. На Хоботовых они с Пашей не похожи и после решения о разводе жили вместе только два месяца, пока Юля заканчивала все свои дела и готовилась к обратному переезду, а не годы, но тот факт, что он ей первой рассказал о своём будущем отцовстве… так и хотелось воскликнуть: «Высокие, высокие отношения!» и «Нормальные, для духовных людей».
А как иначе назвать условия, при которых такое возможно?
Дедушка бы оценил иронию.
Вот только всё остальное он бы не оценил. Ни брошенную учёбу, ни два развода, ни одиночество в тридцать три года. Во внучке не разочаровался, но поругал бы. Не за сами разводы, дед бы одобрил то, что она выходила замуж, а не была сожительницей. Если его частичка где-то там существует и может поглядывать, как дела у живых, то он бы ворчал, называл её горем луковым, а за попытку обосноваться на чужбине неодобрительно нарёк егозой, хотя своим таким же бесплотным товарищам с гордостью рассказывал бы, что предвидел такой исход и поэтому купил школьнице книжечку «разговорный английский», от которой не было пользы в подготовке к экзамену.