Вернёмся к настроению.
Во-вторых, после сна ей стало ясно, что у неё ничего не украли.
Ребёнок Паши – не её ребёнок, Паша – больше не её мужчина, и забеременевшая от него женщина не заняла её место, потому что они с ним уже не семья.
Хотя ещё перед свадьбой она представляла их детей. И больше трёх лет рассчитывала, что у них будут его глаза.
Юля не выискивала себе в пару красавчиков.
Может, понимала, что сама не тянет на королеву красоты, и рассматривала только тех, кто будет ей соответствовать, а не перекрывать своим блеском, а может, внешность и «обложка» дня неё вторичны, и она обращает внимание на содержание.
Её школьный парень был ушастым и с вечными тёмными кругами под глазами.
Первый муж на момент знакомства был обладателем пузика и боков. Лишний вес не бросался в глаза, но на фоне двадцатилетних ровесников его фигура выигрышно не смотрелась. Правда со временем это изменилось, но мы же обсуждаем первое впечатление.
А второй муж… Так вышло, что при знакомстве она плохо запомнила, как он выглядит.
Не то чтобы Паша был совсем никакой: средний для мужчины рост, русые волосы, прямой нос, квадратный подбородок, но Юле отчётливей всего запомнились его глаза. Так ярко, что всё остальное шло смазанным фоном.
Они были серыми. Не холодными, тусклыми, мутно-голубыми или пепельными. На ум приходило поэтическое определение: «цвета предгрозового неба».
И своих детей Юля представляла с его глазами.
Причём, оказывается, продолжила делать это.
В ней было понимание, что они в разводе и больше не сойдутся, но на подсознании засела надежда, зародившаяся шесть лет назад, что дети пойдут в папочку и будут сероглазыми.
Юля не комплексовала из-за своих глаз.
Они были самого обычного карего цвета, а с разрезом вообще истории интересная. Дедушка родился на Дальнем Востоке, и хоть считался русским, но кто-то из его родни был азиатом. Причём кровь там была такой сильной, то её след отметился на лице дедушке, мамы и в меньшей степени дошёл до Юли. Не настолько, чтобы считаться узкоглазой, но ей самой больше нравилась более европеоидная внешность.
Осознанного стремления рожать детей от славянина у неё не было. Она же адекватный и здоровый человек! Но вместе с чувствами к Павлу в ней зародилась мысль, что когда они заведут ребёнка, будет предпочтительней, чтобы ему достались папины глазки. Такого редкого и красивого оттенка.
И вчера, услышав, что кто-то от него забеременел, ей стало не по себе не потому, что он пошёл дальше и уже стоит на пороге своей новой семьи, а из-за чувства потери. На пороге двадцати семилетия Юля начала представлять своего ребёнка с Пашиными глазами и делала это до вчерашнего дня.
До двадцати шести лет она тоже задумывалась о детях.
В двадцать один год у неё был разговор на эту тему с тогда ещё даже не мужем или женихом, а с любимым парнем.
Но вопрос стоял не о внешности будущих детей, а о том, готовы ли они к ним.
Ответ был однозначным. Не готовы, им ещё рано.
А с Пашей уже началась другая жизнь с чёткими планами, где после переезда, поиска работы, устроения быта и окончательной притирки как к друг другу, так и Кипру должно было идти деторождение.
А после разрыва было так много дел в связи с возвращением, что она просто забыла сделать отметку, что теперь её возможные дети уже не могут быть сероглазыми.
А сон помог ей это осознать.
Вещие сны ей никогда не слились, но этот словно был в руку и помог успокоиться.
Естественно, Юля не могла представить ситуацию, при которой будет на пляже с Пашином дитём, и его новая женщина не обязана быть настолько сильных южных кровей, чтобы родить ему темноглазых и темноволосых наследников. Их общий ребёнок может быть маленькой копией Паши, а не тем, кто ей приснился, но почему-то после сгенерированной подсознанием картинки, чувство потери ушло.
Поэтому на работу Юля пошла в хорошем расположении духа.
А ещё решила, что к Маше нужно присмотреться. Ей пора расширить свой круг общения, и девушка может стать приятельницей и новой компаньонкой для походов в кино.