— Нет, повернись, — сказал он, и это вышло у него грубее, чем ему хотелось. Но ее тело уже захватило его в плен, и он был бы не слишком расстроен, если б она не послушалась.
Однако Шейна приподнялась, неловко меняя положение, и, несмотря на заминку всего в несколько секунд, возвращение в нее показалось Ханзи концом долгого пути. Однако еще миг мучительного бездвижья — она взяла его лицо в ладони, наклоняясь. Глаза ее были грустнее, чем должны быть у девицы во время секса. В разгар столь пылко начавшегося соития.
— Поцелуй, как будто ты в меня влюблен. — Прошептала она, щекоча дыханием его ресницы, зарываясь пальцами в волосы.
Она вдруг подумала, что из этого может выйти нечто большее, чем короткая интрижка. Или нет, но она хотела бы, чтобы вышло. Не важно, как долго — лишь бы это хрупкое, прекрасное не покинуло их сейчас, не закончилось вот-вот.
Шейна наклонилась, снова его целуя. Для такого сурового мужчины у Ханзи оказалась неожиданно мягкая кожа. Нашла край майки на животе, повела вверх, хихикая в приступе любопытства. Она всегда хотела раздевать любовника, как разворачивают рождественский подарок, и так редко имела к тому возможность. Провела руками вверх по его телу, а он — по ее. Шрамы. Ладони натыкались на них тут и там. Она видела, как дернулся его живот, когда она задирала ткань. Но Шейну рубцы не пугали, своих имелось в достатке. Только много позже Шейна поняла, что дело было в другом. Она видела то, что больше никто не видел. Не кожу, не тело, но когда Ханзи запрокинул голову, она читала в его глазах, что он открыл ей то, что прежде никому не показывал. Может, потому что некому было.
Они вдруг вспомнили, что могут не торопиться. На этот раз. Нежно, грубо, как угодно — пробовать, пока хватит сил. Пока изнеможение не свалит их без сил на мятые коробки.
После Шейна вытерлась шарфом из ближайшей коробки, бросила скомканную ткань в угол подсобки и потянулась за бельем. Они с Ханзи оба привыкли сразу после раскатываться по разным углам, торопиться по делам, но теперь ни ему, ни ей не хотелось скорее бежать. Шейна вернулась на коробки, помятые теперь их бурными упражнениями в близости, сунула ноги в трусики, но когда привстала, чтобы поднять их выше бедер, рука Ханзи скользнула по ее телу, дошла до лопаток, спряталась под вьющимися крупными кольцами волосами.
— Останься.
Он хотел бы говорить мягче, но не умел.
Шейна бросила на Ханзи лукавый смешливый взгляд поверх бледного веснушчатого плеча.
— Надо было мне с самого утра взять выходной. Жаль, я не предугадала.
Я запомню ее такой, подумал Ханзи. С волосами, в беспорядке лежащими на голых плечах, с синяком на скуле. С ссадинами на губе, о которых знал только он, потому что она разрешила ему взглянуть.
Если понадобится, я оставлю о ней только память, и не больше, подумал он, водя рукой по ее голой спине, еще влажной, в интуитивно понятном жесте ласки. Он тревожился, что не будет знать, как с ней обращаться, но все пришло само.
И все-таки Шейна принадлежала другому миру. И в том смысле, что она росла в совсем других обстоятельствах. Нетрудно было догадаться — где-то в Канзасе.
Слишком наивная, недостаточно сообразительная, чтобы понять всю неуместность ее жгучего влечения к нему.
И в то же время она была символом чего-то совсем иного. Другой судьбы, и не такой уж плохой, если вдуматься.
— Чего ты хочешь?
— Тебя, — Она повернулась, зарылась пальцами в его волосы, целуя в губы, в щеки — одну и другую, точно в приветствии.
— Нет, в смысле… Вообще. В жизни. — Ханзи чуть отстранился, и Шейна поняла, что его настроение ушло. Это ее не расстроило, она была уверена, что их дикая случка в подсобке — первая из множества предстоящих им в будущем. Но паузой воспользовалась, чтобы натянуть через голову свитер. Лифчик она сегодня не надела, а может, и не носила никогда.
— Вообще? Работать в музыкальном магазине. Не как мой киоск, а настоящем. Чтобы только пластинки и кассеты. В красивых коробках. И гитара на стене.
— Почему не работаешь?
— Нужно ехать, нужно иметь образование. Чтобы на вечерние курсы пойти, это ж надо и деньги, и время. — Шейна поджала губы. — Но потом я обязательно как-нибудь соображу на этот счет.
— Придумала, куда поедешь?
— В Небраску, почему нет. Я туда гоняла.
Он нахмурился.
— Фуры. — Она всплеснула рукой, и он вспомнил их разговор в драйв-инн. — Самогон.
Она вновь обернулась на него, улыбаясь покрасневшими после стольких поцелуев губами. Подживающая ссадина горько-сладко саднила.
Однажды я уеду куда-нибудь еще, подумала она, это правда. Но пока могу с этим не торопиться.
— Ты же работаешь на Герхардтов, я права? — Шейна лукаво улыбнулась. — Ты не соврал. Я навела справки. Сопоставила факты.