– Скажите, – вновь заговорил журналист, – за ужином подавали много напитков?
– Ну, шампанское точно было, и вино тоже.
– Пассажиры много пили в тот вечер? Кто-нибудь из них шатался, когда встал из-за стола? Или, может быть, плохо стоял на ногах?
– Да, хозяин пил больше обычного. И еще актер. Тот тоже ни в чем себе не отказывал. Но Филипп говорил, что не назвал бы их пьяными. А дамы пили очень умеренно. Мадемуазель Ларжильер, по-моему, вообще пила только лимонад и воду.
– Что было после ужина? – спросила мадемуазель Алис.
– Все жаловались, что в каютах очень жарко, просто невозможно спать. Старик предложил постелить матрасы прямо на палубе, и гости принялись шутить по этому поводу. Вмешался капитан Обри и сказал, что, по его мнению, скоро будет гроза, так что нет никакой нужды переносить на палубу кровати. Все от него отмахнулись, а хозяйка объявила, что капитан делает все, чтобы испортить им отдых. Однако вскоре и в самом деле стало ясно, что надвигается ливень. Хозяева и гости ушли в салон, а мсье Обри воспользовался этим, чтобы поднять якорь и поплыть дальше. Неожиданно стало совсем темно, и разразилась сильная гроза. Ежеминутно грохотал гром, но все же не мог заглушить звуки музыки, которые доносились из салона. Из-за скверной погоды плыть по бурной реке теперь было попросту опасно, и Обри приказал вторично бросить якорь. Рулевой смог отыскать недалеко от берега какое-то подобие бухты. Впрочем, на ночь яхта все равно должна была остановиться. Гроза немного стихла, но дождь продолжал идти. Капитан ворчал, что, если бы не остановка посреди Рейна из-за каприза мадам, он бы уже сегодня привел яхту в Везель. Наконец он удалился, приказав в случае чего будить его. Было уже за полночь. Примерно тогда же начали расходиться и гости. Первым ушел старик, за ним потянулись и остальные. Пианино сыграло в последний раз и умолкло, а потом было слышно только дождь.
– А что делал в это время ваш сын? – поинтересовался журналист.
– Мой Филипп тоже ушел спать. По правде говоря, в тот день он вымотался и вымок, и ему уже было ни до чего. Он уже засыпал, когда внезапно услышал женский крик. Даже не крик, а вскрик, который донесся до него сквозь шум ливня. Филипп сразу же стряхнул с себя сон. Первая его мысль была: что-то случилось с яхтой, судно тонет. Он натянул на себя одежду и выскочил на палубу. Там были двое: мсье Буайе, кузен хозяина, и художник. Они спросили, слышал ли Филипп что-нибудь, и сын честно ответил, что да. Кузен хозяина фыркнул: мол, наверное, это Ева развлекается со своим любовником. Мсье Буайе имел в виду молодого актера, – на всякий случай пояснил Гренье. – Однако художник, мсье Леопольд, возразил, что крик донесся со стороны носовой части, а не из каюты мадемуазель Ларжильер, которая расположена ближе к корме. Филипп взял фонарь, и втроем мужчины направились на нос, где находились каюты горничной и хозяйки.
– К кому мужчины зашли сначала? – уточнила мадемуазель Алис.
– До каюты горничной было ближе, поэтому к ней первой художник постучал в дверь. Мадемуазель Жюли ответила не сразу. «Может быть, ей просто стало плохо? – подумал вслух мсье Буайе. – А мы тут ломаем себе голову…» Однако горничная вскоре приоткрыла дверь. На мадемуазель Жюли была ночная рубашка и красивый халат, который ей подарила хозяйка. Горничная объяснила, что уже легла, и недовольно спросила, чего ради им вздумалось ее беспокоить.
«Вы кричали? – спросил мсье Леопольд. – Нам послышался женский крик. И матрос, – художник указал на Филиппа, – тоже его слышал». Мадемуазель Жюли изумилась и сказала, что она не кричала. Мужчины переглянулись. «Может быть, с Жинеттой что-то неладно?» – предположил тогда мсье Леопольд. «Об этом, наверное, лучше знать ее мужу, – проворчал кузен хозяина. – Что мы вообще тут делаем, под дождем?» Но мсье Леопольд упрямо направился к каюте мсье Рейнольдса. Буайе и мой сын волей-неволей последовали за ним.
– А сейчас, – попросил журналист, который очень внимательно слушал все, что вспоминал старик Гренье, – я попрошу вас рассказывать как можно более подробно и ничего не опускать. Художник Леопольд Эттингер, Ролан Буайе и ваш сын идут к каюте Жозефа Рейнольдса. Кто постучал в дверь – Эттингер?