— Да, голова немного болит, — ответила я.
Он сел рядом со мной и принялся объяснять мне вопросы. А я слушала его и все думала о другом: «Как он посмел после того, что произошло вчера вечером, так меня встретить?!»
На мое счастье вопросы оказались легкими. Я подняла руку.
— Разрешите отвечать?
— А ты хорошо подготовилась? — спросил директор, — Эргешов тоже захотел отвечать с ходу, да споткнулся.
Вот оно что! Ну раз так, то ему назло я не споткнусь.
Я без запинки ответила на все вопросы. Ответила и на дополнительный. Директор похвалил меня:
— Молодчина!
Я вышла. Ребята стали поздравлять меня. Аманбая не было. Я сказала, что голова трещит, и отправилась домой.
Иду и плачу. Сдала последний экзамен. Окончила школу. Радоваться бы надо. Я ведь так мечтала об этом дне. А плачу, как маленькая девочка. Хорошо, что по дороге не встретился никто из знакомых.
Мама испугалась, когда увидела меня.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Почему плакала?
— Просто так.
— Просто так ничего не бывает. Может быть, тебя кто обидел?
— Нет.
— Почему же тогда плакала? Может быть, не сдала экзамена? Или больна?
— Экзамен сдала и здорова.
Мама гладит меня, целует, а я плачу.
— Почему? Не мучай свою маму, расскажи. Я думала, что могу уже быть спокойной за свою дочь, а выходит... — Мама не договорила.
Мне хотелось открыть ей свое сердце, но разве она поймет. Скажет: «На это не стоит обращать внимания. Он и не должен был на людях любезничать с тобой, девушка должна быть кроткой». Ох, я знаю все, что она может мне сказать.
Я пошла в спальню. Мама за мной. Она с состраданием смотрела в мои воспаленные глаза и ждала признания. Но я молчала.
После обеда пришел наш классный руководитель и поздравил меня и моих родителей с тем, что я закончила десятилетку. Он напомнил маме, что меня посылают во Фрунзе, нужно готовиться к отъезду.
Фрунзе! Фрунзе! Как жду я того часа, когда расстанусь с мрачным коргоном, прощусь с родными, друзьями и уеду в город моей мечты, где заживу новой, своей, самостоятельной жизнью. Поскорей бы наступил тот день.
Я сдала вступительные экзамены и вот уже несколько дней хожу в университет, чтобы узнать результаты. Сегодня сказали, что списки принятых вывесят завтра. Все, разумеется, переживают.
Живу я в общежитии: нас трое в комнате. Под вечер явился Аманбай и сообщил, что его зачислили на ветеринарный факультет сельскохозяйственного института. Я поздравила его. От него несло спиртным. С ним был какой-то парень — здоровяк, с ярко-белыми зубами. Держался он развязно.
— Давайте знакомиться, — протянул мне он руку. — Зовут меня Алишер, а фамилия Бекказиев. Год рождения тысяча девятьсот сороковой, предвоенный. Сын безупречных родителей. А вас как зовут?
Он подмигнул Аманбаю.
— По всему видать, я ей не пришелся по вкусу. Жаль, жаль.
Аманбай дружески хлопнул его по спине.
— Не огорчайся, дорогой. Девушка, говорят, попрыгает-попрыгает, а потом привыкнет. — Он многозначительно посмотрел па меня.
— Пойдем погуляем‚ — предложил Аманбай.
— Сегодня не могу, — ответила я.
— Причина?
— Голова болит.
Алишер отошел в сторону. Аманбай, прищурив глаза, сказал:
— Сейчас не пойдешь, в другой раз не приглашу.
— Неужели?! — смеясь ответила я.
— Будь здорова, — произнес Аманбай и круто повернулся к двери.
Алишер раскланялся и пообещал заглянуть ко мне в другой раз, когда я буду чувствовать себя лучше.
Чувствовала я себя действительно плохо. Меня жгли слова Аманбая: «Девушка, говорят, попрыгает-попрыгает, а потом привыкнет». Вот на что он надеется! Да еще этот нагловатый Алишер...
В это время пришла одна из тех девушек, с которыми я жила. Звали ее Сайракан. Она вынула зеркальце и поправила прическу. Кто-то постучал в дверь.
— Нельзя! — крикнула она.
Но дверь открылась, и в комнату ввалился парень, высокий, с пышной шевелюрой.
— Простите, пожалуйста! — он слегка поклонился.
— Я ведь сказала — нельзя‚ — грозно и вместе с тем кокетливо сказала Сайракан.
— Я плохо слышу‚ — ответил парень и пристально посмотрел на меня.
— Тот, кто плохо слышит, должен идти к врачу и лечиться‚ — медленно и твердо произнесла Сайракан.
Парень промолчал.
— Ох, Авазбек, Авазбек‚ — сказала она игриво, — когда ты, наконец, приобщишься к культуре? Учишься на третьем курсе университета, а не знаешь элементарных правил приличия. Перед тобой незнакомая девушка‚ — она повернулась ко мне‚ — а ты, вероятно, ждешь, когда она с тобой познакомится.
— Ой, простите мою недогадливость. — Он протянул мне руку.
— Авазбек.
— Гуляим.
— Красивое имя‚ — сказал он и задержал мою руку в своей.
Я покраснела.
— Пошли в кино «Ала-Тоо», — предложил Авазбек.
— Нам еще рано шататься по кино, — грубовато и жеманно ответила Сайракан.
— Как это рано?
Сайракан вплотную стала против него и повела открытыми плечиками.
— Очень просто: ты студент третьего курса, а мы только жаждущие попасть на первый. Ты можешь ходить в кино, а нам еще рано, нужно подождать, когда примут. Между нами и тобой такая же разница, как между небом и землей.
Авазбек равнодушно слушал ее, склонив набок голову. Потом энергично вскинул ее и сказал:
— Готов поспорить.
— О чем?
— О том, Что вы обе будете приняты. Держим пари?
Сайракан кивнула мне:
— Какой храбрый нашелся. Нет уж, мы обойдемся сейчас без пари и без кино. Выждем.
Но тот продолжал уговаривать:
— Сайракан‚ смени гнев на милость. Преступно в такой вечер сидеть в комнате.
И моя лукавая соседка смилостивилась. Но прежде чем это произошло, она съязвила:
— Авазбек, ты, вероятно, не догадаешься выйти, чтобы дать нам возможность переодеться.
Тот моментально вышел.
Я наблюдала за всем этим и мысленно сравнивала Авазбека с Аманбаем: какие они разные. Аманбай давно бы уже хлопнул дверью: «Не хочешь, не надо!» Он высокомерен, нетерпим... А этот мягок и добр. С таким можно дружить.
Я упрекнула Сайракан:
— Уж очень строга ты с ним. — Я употребила слово «осол».
Сайракан не поняла:
— Что это значит — «осол»? По-русски — ишак?
— Нет! «Осол» — значит «стыдно», я хотела сказать, что ты зря стыдишь его, он может обидеться.
— Впервые слышу «осол». Это киргизское слово?
— Не знаю, но у нас на юге так говорят.
— Понятно, — продолжая переодеваться, сказка Саиракан. — Ну и пусть обижается. Я за него не и цепляюсь. — Она в упор посмотрела на меня. — Это в ваших краях жены стелются перед мужьями, угождают им всем, называют на «вы» и не могут наглядеться, как на ясную луну. Правда ведь?
— Да, это так, — согласилась я. — Но что плохого и том, что к мужу обращаются на «вы»? Это признак уважения.
Сайракан повертелась на своих высоких каблучках.
— Интересно! Назовут на «вы», а в душе Аллах знает, что про него думают, ругают последними словами, И это называется уважением. Главное, выходит, чтобы на «вы» обращались.
— Откуда ты это взяла?
Но Сайракан уже не слушала меня. Она вынула из чемодана красное платье, приложила к себе и посмотрела в зеркало.
— Девушка должна крепко держать в руках парня и не показывать ему своей любви, — рассуждала она как бы сама с собой. — Если ты будешь все время ласкаться к нему и объясняться в любви, то это ему быстро надоест и он начнет засматриваться на других девушек. Пушкин писал, — и тут она, став в позу, продекламировала: