— А мне не нравятся те платья, которые ты носишь, — сказала я резко. — И я никогда не надену платье с раскрытой грудью и короткими рукавами.
Она ответила:
— Делай что хочешь.
И я, ей назло, надела панбархатное платье.
— Ты мне не старшая сестра, и я не обязана тебя слушаться, — заключила я.
Молча вышли мы на улицу. Сайракан пыталась сгладить размолвку. Она взяла меня под руку. Я отстранилась.
— Щекотно.
— Не будь такой дикой, — сказала Сайракан и улыбнулась. — Возьмем пример с тех, кто идет впереди нас.
Впереди двигались старик и старуха; он бережно вел ее под руку.
— Чего им здесь бродить лучше бы дома сидели — сказала я.
Сайракан осуждающе посмотрела на меня.
— А куда мы идем? — спросила я.
— Пойдем в «Ала-Тоо». Согласна? На дневной сеанс.
Мы сели в автобус. Напротив — паренек с будто бы приклеенными усиками. Он не отрывает от меня глаз. Сайракан хихикает, шепчет мне:
— Влюбленный попался.
Сошли мы у самого кинотеатра. Народу — не пройти. И что удивительно: ходят в такой тесноте, взявшись под руки вдвоем, втроем, а то и вчетвером. И хоть бы в одну сторону! А то вперед и назад, туда и обратно, как заведенные.
— Встретились две девушки, у которых подол почти по земле волочился. Им и шагать-то было трудно. Появись они в таких платьях у нас в айыле, за ними погнались бы собаки.
Билетов в кино мы не достали: все распроданы. Купили мы по порции мороженого и сели на скамеечке бездействующего фонтана. Посидели мы, посмотрели. Потом отправились в Панфиловский парк.
Народу тут не меньше, а больше. Сколько нужно хлебов испечь, чтобы его накормить?!
На площадке танцы.
— Пошли танцевать‚ — предложила Сайракан.
— А ты умеешь? — спросила я, не зная, что она выросла в Пржевальске.
— Как же, еще в седьмом классе научилась. А ты?
— Не умею.
— Разве вас в школе не учили?
— Был кружок‚ — сочинила я‚ — но в нем мало ребят занималось.
...Темнело, когда мы возвращались к себе в общежитие. Сайракан вспомнила свой Иссык-Куль.
— Обязательно свезу тебя к нам, увидишь, какое необыкновенное озеро. От него не оторвешься, до того оно красиво. Особенно в лунную ночь. Оно бывает мирным, ласковым. А бывает и злым, бурным. Характер у него переменчивый.
Всю дорогу она рассказывала мне о своей прошлой жизни. Мы не заметили, как подошли к нашему дому.
Взошла уже луна. В ее свете я разглядела на скамейке Аманбая. Он сидел, заложив ногу на ногу, угрюмый.
— Здравствуйте, — сказала я, обрадовавшись, что он все-таки явился.
Аманбай не ответил. Он мрачно посмотрел на меня, потом на Сайракан.
— Где ты шатаешься весь вечер? — спросил он, не меняя позы.
Меня будто бы окатили ледяной водой.
— Как вы смеете так разговаривать с девушкой? — возмутилась Сайракан. — Кто вы такой?
— Я — А-ман-бай‚ — ответил он вызывающе спокойно...
— Тогда я — Сайракан‚ — сказала она ему в тон. — Мы ждали вас, не дождались и отправились гулять с другими, не хуже вас, ребятами. Понятно?
Аманбай помрачнел еще больше. Он стиснул зубы.
— Сайракан говорит неправду, — вмешалась я. — Никого с нами не было. Мы ушли и пришли вдвоем.
Но разве Сайракан могла понять меня?! Она вошла в свою роль и продолжала ее играть.
— Чего ты его боишься, Гулкуш? Нас пригласили молодые люди, угостили нас мороженым. Мы с ними потанцевали. Они нас проводили. Так ведь? А если Аманбай ревнует, то пусть больше не опаздывает. Иначе и не то будет.
Она повертелась на своих каблучках, махнула мне рукой и скрылась за дверью.
— Она шутит, все это неправда, — сказала я Аманбаю.
Но он отвернулся от меня. Мимо нас проходили ребята. Кто-то из них, глядя на нас, бросил: «Поссорились!»
Я мысленно ругала себя: «Зачем послушалась Сайракан? Зачем пошла с ней?»
Аманбай поднялся и кивнул в сторону. Это значило: «Пойдем туда». Я молча последовала за ним. Мы остановились у столба, на котором тускло мерцала электрическая лампочка. Вокруг темно. Оттуда доносился веселый молодой шум. А у меня на сердце было так тяжело, что вот-вот я могла заплакать.
— С кем ходила? — начал допрос Аманбай.
— Только с Сайракан.
Он нагнулся и свирепо глянул мне в глаза.
— Хватит врать. Говори правду.
— Я говорю правду. Ты не имеешь права мне не верить. — Голос у меня дрожал.
— А кто тебе разрешил гулять без меня?
Он разговаривал со мной так, будто бы я была уже его женой. Это и взорвало меня.
— Кто дал тебе право так со мной разговаривать? Я не крепостная у тебя. Подумаешь — кто разрешил! Сама себе разрешила. Сама знаю, куда и с кем идти.
Он не ожидал такого отпора.
— Нет, не знаешь, — произнес он уже менее воинственно.