– Откуда я знаю, что там было? Зачем-то он приходил, правда?
– Может, у него был компромат на кого-нибудь, он ведь в банке работал, – сказал Савелий.
– Он на пенсии уже пять лет, Савелий. А потом, кого этим компроматом сейчас испугаешь? Чтобы дошло аж до убийства, а?
– Или что-то ценное…
– Или, или… Не знаю.
– А первая жертва…
– Вдовец, давно на пенсии, жил один. Старик под девяносто. Почти не выходил. Обстановка скромная, даже бедная. Две комнаты, в одной что-то вроде мастерской, всякие инструменты, полно хлама: поломанные часы, цепочки, коробочки с мелкими детальками – пружинками, винтиками, колесиками. Кроме того, ему иногда приносили чинить сложные старые часы, правда, в последнее время все реже. Он любил возиться со всякими механизмами, там одних часов с кукушкой на стенах девятнадцать штук в целости и сохранности. Убийца разнес вдребезги все, что было на столе, – использовал для этого мраморное пресс-папье – осколки по всей комнате. Похоже, он засветился, были свидетели. Парень и девушка видели на лестничной площадке человека, здорового мужика в черной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза, возможно, пьяного…
– Почему они решили, что он пьян?
– Он вроде пошатывался, задел свидетеля плечом и как-то кренился. С какого этажа он спускался, они не заметили. Лифта там нет.
– Ружье под курткой! – догадался Савелий.
– Соображаешь, Савелий. Только у него был пистолет, а не ружье, забыл? Так что не то кренился, не то не кренился – дело темное. Свидетель обозвал его «козлом», а он даже не ответил. В подъезде горела лампочка, но свет был слабый, лица этого типа он не рассмотрел. А девушка вообще стояла спиной.
– Их счастье, – заметил Федор. – Если это был он.
– Может, он не нашел то, что искал, и поэтому разбил… – сказал Савелий. – Разозлился и…
– Вряд ли, как я уже сказал, хладнокровия ему не занимать. Не похоже…
– А зачем тогда? Может, месть?
Ему никто не ответил.
– А чего это мы как канадские лесорубы? О работе и о работе? – спохватился капитан. – Мы ж тут по делу. Савелий, с днюхой тебя! Желаем тебе большого человеческого счастья, крепкого здоровья, новых интересных книжек! Вот ты скажи, Савелий, мне по-человечески интересно: ты что, их все подряд читаешь? По долгу службы? Весь рабочий день? А дома зомбоящик с сериалами?
– Сериалы я почти не смотрю, не успеваю. Только новости.
– Ясно. Я тоже не смотрю. Трудная у нас работа, Савелий. За тебя!
Они выпили. Бармен Митрич принес блюдо бутербродов и бутылку коньяка имениннику от себя лично. Они снова выпили, причем Митрич присоединился – они были его любимыми клиентами.
Потом Федор сказал:
– Я бы поработал по ключам. Возможно, не отмычка…
– Работаем, господин философ, сами не дураки. Ключей не теряли, хищения не было, второй комплект на месте. Также проверили мастера из телеателье, его вызывали за две недели до убийства. Подозрений он не вызвал, тем более старики были не одни – дочка забежала проведать. Говорит, мастер был все время на виду. А кто еще приходил… поди знай! Все никак не научится народ не открывать дверь! Жулье стало хитрое – то под видом социальной службы, то льготные продукты для ветеранов, то давление померить. А народ ведется, привык верить по старой памяти. Можно не только слепок снять, а и всю обстановку вынести… Стрелять мало!
– И покопался бы в документах, – добавил Федор.
– Покопались уже. Паспорта, квитанции, пенсионные удостоверения, старые письма, открытки к праздникам. Дневников они не вели, был компьютер, переписали на всякий случай, с кем общался по электронной почте. Еще какие будут распоряжения, господин философ?
Глава 5
Анечка
Зовут меня Анна Ломакина, работаю я иллюстратором в издательстве «Арт нуво», хотя закончила архитектурный факультет нашего инженерно-строительного института. Ни великого художника, ни успешного архитектора из меня, к сожалению, не вышло. Или к счастью. Иногда я думаю самокритично, что Амалия была права. Она мечтала о карьере переводчицы для меня – заграница, культурный уровень, интересные поездки и встречи… большая любовь в итоге. Но сомневалась. Оказалось, не зря. Для успеха нужны характер, сила воли, целеустремленность… и еще целый ряд… всего. У Амалии этого было в избытке, но иногда мне приходит в голову крамольная мысль: ведь из нее тоже ничего путного не получилось! Одинокая старая дева. Говорят, она всю жизнь любила моего отца. Мои единственные родственницы, тетки отца, Аичка и Лелечка, знают об этом якобы романе досконально, и тетя Ая, кажется, до сих пор жалеет, что отец женился на маме. Я по привычке называю их тетя Ая и тетя Леля, хотя они мне скорее бабушки, а я их внучатая племянница. Уф, сложно это все! Лелечка по секрету рассказала мне, что папа в молодости шарахался от Амалии, как от чумы, хотя она была умница, отличница и друг детства. Но характер, характер! Характерец! Верховный главнокомандующий с манией величия.