Принцесса Эллен оставила карьеру ради семьи и в новой ответственной роли восхищала толпы поклонников воистину королевским шармом. Аристократка, основательница нескольких благотворительных фондов, любящая супруга, заботливая мама троих детей. В ней не было моветона, лишь истинная красота, безупречные манеры и элегантность».
Коммерческая информация, продаю за бутылку колы: заказчик только что утвердил Эллен Белль образцом для Девушки в кубе. Кто из нас похож на красавицу?
Я пожала плечами:
– Даша?
Веня аж отпрянул от ужаса. Ткнул пальцем в родную супругу, разрисованную русалкой, истошно заголосил:
– Ляпнешь мне тоже, Даша! Не тот колорит, не та фурнитура! Ты в зеркало очи воткни!
Я кинула взгляд на треснутое, покрытое пылью стекло:
– Ну… да… Немножко… Наверное...
– Немножко? Да ты ее копия! Даю три часа на сборы! Через шесть от стай Эллен Белль продюсер будет отстреливаться!
Тело мигом одеревенело. Руки вцепилась в столешницу, голова замотала упрямо:
– Я никуда не пойду.
– Так можно совсем заморчухаться, растолстеть, провонять, прожухнуть! – завопил работник рекламы, оскорбленный в лучших намерениях. – Кому ты будешь нужна, местами побитая молью?
– Я буду нужна Андрюше… – Из глаз покатились слезы.
– Веня, а это правда, что Девушка в кубе получит около сотни тысяч? – тихонько спросила Даша, теребя зеленые волосы. От прически тянуло тиной – последний парфюм «Шанель».
– Может, двести. А может и больше, – мечтательно выдал «бес», – все будет зависеть от рейтингов.
– А вчера я встретила дядю. Он сказал, что в деле погибшего имеется много неясностей. Что, пожалуй, он смог бы урезать притязания компаньона и вернуть законной наследнице несколько миллионов… А флокатор совсем не тяжелый. Его можно носить в дамской сумочке и везде подключать к компьютерам.
– Верно. Флокатор – не такса, режиссеру в башмак не насерет.
Слова доходили медленно. Они потоптались у лба, прикрытого рваной челкой, но к извилинам все-таки юркнули. Сердце забилось надеждой:
– Я смогу заплатить адвокату, если будут хорошие заработки?
Даша взялась за дело. Ванна, массаж, окраска неухоженных светлых волос в ослепительный белый цвет, маникюр, разрисовка лица под заявленный идеал.
Через пять часов я предстала пред творцами нового шоу. Маэстры сидели за столиками и расхаживали по комнате, набитой аппаратурой. Молодые парни и девушки в джинсиках галифе, в мешковатых сереньких маечках, с рогами разной конструкции или с выбритыми черепами. Лица вовсе неразличимы, телеса сплошной унисекс. Режиссер выделялся сиреневой карабасовской бородой, которую декоративно оплетал вокруг толстой шеи.
По велению костюмера, я заполнила три анкеты: платье с вырезом до ложбинки, разделяющей ягодицы, спортивные шортики с топом, прикрывающим пару сосков, и две тряпочки от купальника. Изобразила леди на великосветском приеме, гимнастку на брусьях и разомлевшую деву на пляже.
У мужчин в глазах вспыхнули лампочки – от творческого накала. Веня вился рядом, нашептывал завороженному продюсеру:
– Француженка и графиня! Та самая, дочка погибшего графа де Аленгота!
– Наполовину француженка, – пришлось мне скромно поправить. – Мама вышла замуж за папу и потеряла титул. Папа русский, Кирилл Костров, у него был собственный бизнес. Во Франции получил второе гражданство и второе имя Самуэль. После свадьбы взял фамилию жены. «Де» добавлял ради шутки, но оно прижилось.
Продюсер, маленький дядечка со светлым пушком на затылке, брезгливо погнул тонкий ротик:
– Вот только давайте не будем так глубоко заныривать, чтобы задница сверху торчала! Фиксируем мадемуазель! Борзые сучки полвека, как зрителю надоели.
– Новый имидж – и новая сказка! – подхватил режиссер Свинопас. (К сожалению, Свинопас – не прозвище, но фамилия). Веня выставил два больших пальца за сиреневым облаком шарфной растрепанной бороды: поет с его партитуры.