Блейк не отрывала глаз от дороги, проверяя дорожные знаки и ориентиры. Скорее по привычке, чем по необходимости. Тем не менее, когда они свернули на боковую улицу, она не ожидала, что Байрон почти сразу же переедет через низкий бордюр и заедет в гараж.
Внутри ничего не было. Ни паутины, ни опавших листьев. Обстановка была спартанской: стены были ослепительно белыми, а пол — бледно-серым, блестевшим под потолочным светом. К тому времени, как он заглушил двигатель «Мерседеса», рольставни уже с грохотом захлопнулись за ними.
Она сказала: «Я думаю, это не убежище столичной полиции».
«Учитывая, что я больше не работаю в полиции, вы правы».
«Итак... где мы?»
Он пристально посмотрел на нее, словно пытаясь предугадать ее реакцию.
Затем: «У меня».
Блейк моргнул и ничего не сказал.
Он обошел её, чтобы открыть дверь. Опустив взгляд, он вздохнул. «Я проявляю определённую веру, приводя тебя сюда, Блейк. Разве это слишком большая просьба о взаимности?»
Поколебавшись еще немного, она выбралась из машины.
В углу была массивная дверь с прилегающей клавиатурой. Он ввёл шестизначный код. Замки открылись. Блейк старалась не показывать на лице нарастающего интереса. Она была знакома со всеми видами замков – достаточно хорошо, чтобы распознать их сложность.
Ей пришло в голову, что во время их первой встречи годом ранее она ни разу не спросила о последствиях теракта, положившего конец его активной полицейской карьере. Не о самом инциденте, а о том, что последовало за ним.
Она вспомнила об этом из новостей того времени. Последнее в череде экстремистских нападений. Службы безопасности обнародовали лишь самые скудные факты. Двое преступников с ножами, примотанными к рукам, и взрывчаткой, прикреплённой к телам. Они выбрали Сент-Джеймсский парк местом убийства из-за его близости к сердцу правительства. Впоследствии власти обнаружили своего рода манифест, а также компоненты, из которых были изготовлены фальшивые пояса смертников.
Девятнадцать человек получили ранения, включая детектива, который преследовал и обезвредил одного из нападавших, находясь не при исполнении служебных обязанностей. Второй нападавший был застрелен вооружённой полицией, прибывшей через несколько минут после первого панического вызова.
К тому времени шесть человек лежали мёртвыми или умирающими, включая молодого констебля-испытательа и хирурга, которой удалось предотвратить увеличение числа жертв до семи, прежде чем она скончалась от полученных травм. А когда выяснилось, что детектив и хирург поженились – в парке по трагическому совпадению –
СМИ впали в истерику.
Несколько дней он был главной новостью всех выпусков новостей. Пока очередной ужас не вытеснил его из заголовков.
Блейк не знала ни одну из жертв. Она также не знала никого, кто бы их знал. Ей было стыдно, что она почти забыла об этом инциденте.
Пока она не встретила Байрона.
Затем она увидела физические шрамы на его руках и ладонях. О шрамах эмоционального характера она могла лишь догадываться, не говоря уже о психологическом ущербе, который, как она знала, он перенёс. Меньше из того, что было сказано, больше из того, что осталось невысказанным.
И потеря.
Она не осознала, что опасность не исчезла после окончания нападения. Для большинства Байрон стал героем за свои действия в тот день. Но для других он стал мишенью.
Она невольно вздрогнула, войдя в выложенный сланцевой плиткой коридор. Байрон отодвинул матовую стеклянную дверь и спрятал перчатки, пальто и уличную обувь в шкафу за ней.
Блейк посмотрела на свои грязные, потертые ботинки и сбросила их.
Под ней были дырявые носки, поэтому она сняла и их. Плитка оказалась на удивление тёплой для её босых ног.
«Подогрев пола?» — спросила она, сгибая и разгибая пальцы ног.
Он кивнул.
«Хм, все современные удобства».
Он не ответил. Они поднялись на три пролёта по лестнице. Наверху была площадка, ещё одна дверь безопасности. Блейк демонстративно слегка отвернулась, пока Байрон вводил код, но всё же краем глаза уловила последовательность цифр.
Она поняла, что они на самом верхнем этаже. То, что раньше было трёхэтажным угловым домом в викторианском стиле спереди, было расширено и расширено сзади. Весь этаж теперь представлял собой гостиную, столовую и кухню открытой планировки. В углу, заставленном книгами, даже стоял кабинетный рояль.
Одна стена была стеклянной – двустворчатые двери вели на террасу на крыше с видом на дымовые трубы и телевизионные антенны Чок-Фарм и Белсайз-парка. Мебель, на её взгляд, была дорогой, но изрядно потрёпанной, что говорило скорее о комфорте, чем о потрёпанности. В комнате было просторно: обеденный стол насчитывал восемь стульев. На диване могла бы разместиться целая семья, включая собаку.