Голова слегка кружилась, и Арина вышла из дома пораньше. Она уже неплохо ориентировалась в городе и хотела пройтись пешком, чтобы проветрить мозги от вчерашнего хайбола и чтобы сегодняшний утренний глоток вина смог оказать свое целебное, по словам Марины («Э, да ты совсем плоха, подруга! Вроде и пила мало! Держи, лекарство! Пей-пей!»), действие.
Выяснив, когда у нее второй тур, Арина, опять-таки по совету подруги, решила побродить по вестибюлю, попыталась — впервые в жизни, от нечего делать, — покурить на подоконнике. Сигарета, которую она взяла у Марины, была «суперлайт», но Арина все равно закашлялась.
—Ай-ай-ай! Вредно много курить! Она подняла голову. Лупоглаз!
—Ой, здравствуйте, Андрей Тимофеевич, — Арина соскочила с подоконника, — вы не запомнили меня на первом туре?
—Конечно! Такой талант, врожденное изящество, чувство меры... Вы мне очень понравились... э...
—Арина.
—Чудесное имя. Можете звать меня просто Андрей. «Куда звать?» («Дальше по обстоятельствам, дальше по обстоятельствам!») «Ну и куда — дальше? По каким обстоятельствам?» Арина немного растерялась, Андрей Тимофеевич откровенно разглядывал ее фигуру. В конце концов ей не пришло в голову ничего, кроме самого тривиального вопроса:
—Так, значит, вы считаете, что у меня есть шанс пройти второй тур?
—О, второй тур, конечно же, сложней, но кое-какие шансы, именно шансы, у вас безусловно имеются. Но только — при соответствующей подготовке! При всей вашей артистичности я, признаться, заметил кое-какие мелкие недочеты. — Андрей Тимофеевич сделал паузу, на этот раз явно «по Станиславскому». — Однако не скрою, что в вас очень много заложено от природы, а природный талант — половина успеха. Что же касается теории, то, пожалуй, это дело поправимое. Наверное даже...— Вновь пауза, г-н Бенедиктинов якобы размышлял, а Арина пыталась как можно шире распахнуть ресницы и придать глазам максимально приближенное к святой простоте выражение («Вот они, „определенные обстоятельства", давай, Лупоглазый, продолжай пялиться на ножки, за показ денег не берут»).— ...Наверное, я бы смог сделать то, чего никогда не делал ни для одной абитуриентки («Угу. Заливай! Петербургская интеллигентность, ни для одной, как же!»), а именно, самому попытаться подготовить вас ко второму туру.
—Ой, это было бы так здорово! — Арина захлопала в ладоши.
—К сожалению, днем у меня дела на кафедре, но вот вечером... Вечером можно было бы поговорить. У вас вечер не занят?
—Да если б даже и был занят, я бы его освободила! Огромное вам спасибо!
—Хорошо, — улыбнулся Лупоглаз, — давайте, Арина, договоримся с вами о встрече.
Похоже, судьбе было угодно все время сводить их во времени и пространстве. К доске с результатами первого экзамена они подошли одновременно. И даже оценки совпали: «Кудрявцев — 5, Токарева — 5».
—Привет!
—Салют! В честь дня победы!
—Смотри, Лена, тебе до победы еще учиться и учиться.
—Ха! Но ты же меня подготовил!
Коля помрачнел. На том экзамене — «математика письменно» — он даже специально нагнулся над столом, чтоб уж точно никто не заметил, как Лена разматывает распечатку. Несколько секунд, нужный вариант найден, юбка вновь благопристойно опущена, а Николай вновь принимается за свои задачи. Упрощение, логарифмирование, дифференцирование... Готово! Он ничего не забыл, это здорово! Помешанный на Фрейде сексолог сказал бы: «Они кончили вместе, а это имеет глубочайший эротический смысл». Но нет — они всего лишь закончили одновременно и одними из первых сдали листы с решениями экзаменаторам.
—Мне тут про твою «Золотую Рыбку» понарассказывали. — Ему просто надоели постоянные шутки Лены насчет «ты же меня и подготовил», и он решил нанести ответный удар ниже пояса, но выше коленок. — Говорят, там мальчик-менеджер — тот еще кобелек, зато те, кто с ним перепихнется, за обучение не платят. Ты ведь там тоже бесплатно, по слухам?
— Дурак, — не удержалась Лена, — да он передо мной на цыпочках ходит, меня же туда Аль-Борисыч устроил, стоит мне ему слово шепнуть, этот Димочка сам оттуда вылетит, как пуля из дула!
— Ну-ну! Значит, опять — «папик» любимый, «папик» дорогой, да?
Что ни говори, но общение с нуворишами сослужило Лене в этот момент хорошую службу. Внутри, там, в непонятных глубинах, где одни помещают подсознание, а другие — душу, что-то неприятно, тревожно вибрировало, но она уже взяла себя в руки и несколько отстраненно, с холодной иронией в голосе («Опять! Боже мой! Так: полупрезрительно приподнимем бровь, зрачки-льдинки, чуть выше голову, гордая улыбка... как заманало, везде одно и то же!») ловко парировала: