В тот вечер он убеждал старателей не давать врагу в руки оружие против себя — не громить тюрьму, не вступать в драку с полицией. Правительство только и ждет случая обвинить старателей в бунте. Он напомнил им, что они стоят за правду и справедливость, и все честные люди, умеющие отличить правду от лжи, на их стороне. До сих пор старатели сумели, не поддавшись ни на какие провокации, сохранять дисциплину и быть верными принятым решениям. Действуя опрометчиво, сгоряча, они погубят организацию и лишат себя возможности продолжать борьбу. А теперь, когда засадили за решетку чуть ли не всех руководителей, бороться нужно еще решительнее, еще упорней. Бороться до конца, пока самонадеянные олухи из Перта не получат по шее и старатели не вернут себе права на россыпное золото.
На Мэллоки О’Дуайра смотрели теперь как на вожака. Куда бы он ни пошел в тот вечер, охрана из двух-трех сотен старателей следовала за ним по пятам. Узнав, что у тюрьмы опять собралась толпа, он отправился туда, опасаясь, как бы кто-нибудь, подвыпив, не натворил беды. Кое-кто из ребят, пропустив стаканчик, стал не в меру шумлив и буен. Цепь полицейских по-прежнему стояла, направив штыки на толпу. Когда начальник полиции Коннолли вышел отдать распоряжение, старатели зашумели, стали напирать на него и не дали ему говорить. Тут Коннолли приказал полицейским очистить улицу, и они врезались в толпу.
— Никогда я этого не забуду, — рассказывал Динни. — Впереди — цепь полицейских со штыками наперевес; позади — конная полиция с саблями наголо. Они гнали народ с улиц его родного города, словно какой-то бездомный сброд. Сволочи проклятые! Ух, и чесались же у нас руки с ними сцепиться! Но мы были безоружны. А будь у нас те ружья, что мы припрятали, мы бы живо с ними разделались, перебили бы всех до единого. Ребята наседали на Мэллоки, чтобы он дал сигнал. Но Мик Мэньон и Джон Ризайд его удержали. Мэллоки повел бы нас в бой, если бы это было организовано заранее, а так вот, очертя голову, бросаться в драку он не хотел.
Выпустить арестованных под залог власти отказались, хотя за них от имени союза хлопотали отец О’Горман и некоторые другие видные горожане.
А наутро, рано-рано, после наспех созванного заседания суда приискового инспектора, арестованных втолкнули в поезд и отправили во Фримантл. Весь расчет был на то, чтобы дело слушалось не в местном суде. Адвоката обвиняемых даже не известили, и он ничем не мог им помочь.
Такой вопиющий произвол вызвал новую бурю негодования.
На митинге старателей и горожан в Боулдере была принята резолюция, в которой говорилось, что «содержание на территории приисков полувоенных полицейских отрядов — мера чрезвычайно опасная и несовместимая с принципами самоуправления». Ни в одном другом австралийском штате полицию не держат под ружьем для устрашения граждан, говорили старатели.
Динни Квин взошел на трибуну. Он выразил в своем выступлении гневные чувства всех собравшихся.
— У старателей отняли их исконные права, а теперь правительство угрожает народу штыками, чтобы заставить его подчиниться грабителям. В основу горного законодательства Западной Австралии было положено законодательство Квинсленда, по которому разрешение на разработку руды дается через два года после заявки, и если россыпное золото и за это время не успеют выбрать, то срок еще увеличивается. Но спекулянты не желают ждать два года, им не терпится выпустить в Лондоне акции под свои участки — вот они и снюхались с правительством Форреста. Сначала они соглашались оставить старателям россыпи. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Стоило предпринимателям получить золотоносную руду, как их потянуло на россыпное золото. И в недобрый час правительство нарушило слово, данное народу. Даже согнав на прииски всех полицейских из Перта, оно не заставит нас подчиниться такому беззаконию.
Эта попытка «править, опираясь на силу штыков», взбудоражила все прииски; об этом только и разговору было. Горожане и старатели вспоминали слова Джона Форреста, обращенные всего несколько месяцев назад к представителям союза: «Если я приставлю вам штык к груди и скажу «сдавайтесь», вам это вряд ли понравится».
Город бурлил, все ругали приискового инспектора, полицию и правительство. Грандиозный митинг протеста состоялся в калгурлийском загородном парке.
Мужчины, женщины и дети высыпали на улицу приветствовать демонстрацию. Старатели с Аделины прошли через весь город со знаменами и плакатами под звуки трех оркестров, а впереди на сером жеребце ехал мировой судья Патрик Уилэн. Толпа читала надписи на плакатах и кричали хором: