Если Борюсик возмущается – значит, устроит разбор сюжетов. Верная народная примета. Их босс прекрасно знал и понимал, что репортера, как и волка, кормят ноги. А потому репортер, с девяти до шести привязанный к своему рабочему столу, – это задохлик, который никогда не загонит красивого рогатого оленя. Борюсик понимал это в хорошие, то есть спокойные дни. Но стоило кому-нибудь из «вышестоящих» потревожить его редакторский покой, как он забывал обо всем и требовал дисциплины и постоянного присутствия на рабочем месте.
– Кофе будешь? Тебе какой, двойной? Шоколадку взять? – Савва чуть не силком усадил Ирочку за столик.
– Буду, – радостно согласилась она, тут же позабыв об истерзанных главным редактором телефонах. Савва был одним из героев ее вечных грез о семье и микроволновой печке. Пока он ходил к стойке за очередной порцией кофе для всех, Ирочка, не умолкая, трещала о мерзких рубоповцах.
– Не такие уж они и мерзкие, просто делают свое дело. А чего Борюсик-то звонит? – поинтересовалась Лизавета.
– Не разобрала толком. Какой-то вы сюжет в верстку вставили, который не надо было. Он разобраться хочет. Злой. На меня наорал, что я про заседание правительства города не то записала. Я думала, они в Шахматном зале, как обычно, а они куда-то на свалку ездили! Ну, при чем тут я? – хлопая ресницами, возмущалась Ирочка.
– Действительно, ни при чем! – Савва поставил на стол три пластиковых стаканчика и бросил плитку «Китти Кэта».
– У нас дела, а ты передохни, «Китти Кэт» откуси, – посоветовал Савва Ирочке, которую они собирались бросить одну за столиком. – Кстати, я считаю, что «Китти Кэт» любят только романтические девушки. Вроде тебя! – Теперь Савва мог быть уверен, что озадаченная работница информационного отдела минимум пятнадцать минут будет размышлять, сойдут ли его последние слова за комплимент. Савва знал о влюбленности Ирочки, но поскольку она точно так же была влюблена во всех остальных холостых сотрудников их редакции, то и не церемонился с «Той, что грезит».
– Я думаю, Борюсика наш сюжет интересует. Но как он прознал? Я же просила Лану написать в верстке что-нибудь расплывчато-непонятное. «Льготы и лекарства», нечто в этом роде.
– Да как бы она ни написала! Ты что, не знаешь, он верстку смотрит, только если кто позвонит! – мрачно сказал Савва. – Пей кофе, и в бой. Перед визитом на ковер порция кофеина нужна, как воздух.
– Ты бы лучше текст написал! Чтобы было с чем идти.
– Ты иди минут через десять, а я напишу через двадцать минут. У меня все придумано. – Савва всегда писал быстро, если было о чем писать.
Лизавета еще десять минут пряталась от всевидящего начальственного ока. Заглянула к парикмахеру поправить прическу, поболтала с гримерами и лишь потом поднялась на третий этаж. Она решительно открыла дверь кабинета Борюсика и попросила у секретарши бланки с логотипом «Петербургских новостей».
– Потом, потом, вас Борис Александрович разыскивает! – замахала руками секретарша.
– Да что вы? – разыграла удивление Лизавета. – А зачем?
– Не знаю, но срочно!
Лизавета пожала плечами и перешагнула порог редакторского кабинета.
– Здравствуйте!
– Ты меня почему вчера не нашла?
– Я звонила, никто не ответил.
– Что с машиной?
– Оттащили в сервис. Но там говорят, тысячи две надо на ремонт. У меня столько нет. – Неужели весь переполох только из-за покалеченного «Фольксвагена»?
– Ты вот что… Сегодня вы начинаете с сюжета про убийство Айдарова. Хороший сюжет. А потом про вчерашний взрыв тоже дайте что-нибудь. И подборки о преступлениях против журналистов. За год или два.
– Это сегодня во всех газетах!
– Ничего, можно повторить! – Преступления против журналистов с некоторых пор стали пунктиком главного редактора «Новостей». С тех самых «некоторых пор», как его самого подкараулили возле дома и зверски избили парни в черных кожаных куртках.
Следствие тянулось по сей день. Борюсик утверждал, будто крайне заинтересован в том, чтобы преступников нашли и задержали. Но при этом уверял всех, и милицию в том числе, что он понятия не имеет, кому и зачем могло понадобиться такое откровенное нападение на главного редактора «Петербургских новостей». Ему не верили – ни следователи, ни все остальные. И Лизавета не верила.
Но после вчерашнего взрыва «Ленивой Герды» она уже не так однозначно относилась к его «ничего не знаю, ничего не понимаю».
Ведь и Лизавета не знала в точности, кто и зачем прикрепил пластит к днищу ее автомобиля, то есть у нее были предположения. О некоторых она рассказала. Но лишь о некоторых, а не обо всех. Лизавета никому и словечком не обмолвилась о странном исчезновении ее близкого друга Сергея Анатольевича Давыдова. А ведь пластит – это скорее из близкого ему репертуара. Из тех арий, где поют «узи» и падают на пол лондонского ресторана перерезанные автоматными очередями тела российских граждан. Так что нечего на главного пенять, коли сама Мария Магдалина, причем не раскаявшаяся. Может, у Борюсика тоже личные причины молчать.
– В общем, побольше внимания этим темам, а другое можно отложить, – продолжал главный редактор. – А то у вас верстка переполнена. Лекарства там всякие. Это вечная тема. Может и подождать.
Ну вот наконец-то подано основное блюдо.
– Про взрыв мы сюжет сделаем. Непременно. Только тут не все просто. Милиция разрабатывает несколько версий. Одна из них как раз лекарственная. Взрыв может иметь отношение к репортажу Савельева о лекарствах.
– А при чем тут Савельев? – громко задышал Борюсик. – Машина твоя.
– Мы вместе должны были ехать. И Баранович, как оператор. Кстати, у нас запланирован сюжет и о нем, из больницы.
– Это правильно. Хотя мне сказали, что с ним ничего серьезного! – Реплика Борюсика показалась бы циничной любому, кто не работал в «Новостях». Но Лизавета знала, что такое «Новости». Знала, что главный редактор, беспокоящийся о начале выпуска и восклицающий «Ну, слава Богу!», узнав, что есть убойный сюжет об эпидемии дифтерии, вовсе не циник, а замотанный работой человек, и радуется он не самому факту, а тому, что его можно пустить в дело и сделать выпуск динамичным.
Профессионалы знают, что норма – это не новость. Работающий завод, засеянные поля, стабильный рубль не имеют к новостям никакого отношения. Новость – это навязший на зубах у всех студентов журфака человек, укусивший собаку; это – землетрясение, авария, засуха или налет саранчи. Бывают и новости со знаком плюс: родившаяся тройня, удачный запуск космического корабля, окончательно побежденная оспа или клонированные поросята. Все это, в принципе, хорошие новости, хотя могут быть и иные точки зрения. И не вина журналистов, что хорошие новости попадаются им реже, чем плохие. По крайней мере, в России.
– В больнице снимает Катя Петрова. Убийством Айдарова занимается Маневич. А у Савельева репортаж о лекарствах.
– Да объясни ты мне, при чем тут лекарства! – раздраженно повторил Борюсик.
Лизавета посмотрела на часы: десять минут прошло. Савва вот-вот появится. Он не заставил себя ждать. Вошел и, не дожидаясь дополнительных вопросов, протянул боссу текст.
Борюсик читал медленно и внимательно. Потом поднял глаза:
– Насчет «жучка» – это серьезно?
– Еще как! Приобщен к делу.
– И эту версию действительно разрабатывает уголовный розыск?
– Позвоните Коровину, спросите! – ухмыльнулся Савва.
– Не знаю, не знаю… – Борюсик принялся читать текст заново, чего не делал никогда. Лизавета и Савва понимали, что сейчас в сердце босса развернулась война Алой и Белой Розы. С одной стороны, раскрутить дело о злоупотреблениях, которым уже занимаются соответствующие органы и из-за расследования которого пострадали подчиненные ему журналисты, и лестно, и выгодно. Это слава, это успех. В том числе и его успех: каких мастеров вырастил! С другой стороны, Борюсику, видимо, позвонил кто-то с самого верха и просил репортаж о злоупотреблениях в здравоохранении не давать. Но этот «кто-то» и словом не обмолвился об уже начавшемся следствии и о том, что Лизаветину машину могли взорвать, только чтобы не пустить в эфир опасный репортаж.