Подойдя ближе, Марк понял, что у самого основания ворот его ждали три фигуры. Нечто неуловимо знакомое было в одной из них, но Марк никак не мог понять, что же именно так привлекло его внимание. В душе вновь неприятно что-то сжалось от неведомого страха, но впадать в панику сейчас было не самое лучшее время. Слишком много вопросов требовали незамедлительных ответов. Как бы то ни было, ему не оставалось ничего другого, кроме как продолжить свой странный путь.
По мере приближения вдоль дороги начали проступать сутулые скрюченные и при этом совершенно облезлые стволы невысоких деревьев. Их ветки походили на кривые руки, застывшие в агонии страшных мучений. У основания из земли торчали каменные плиты надгробий, потрескавшихся от времени. Часть из них была окутана корнями всё тех же жутких деревьев.
Подойдя к одной из плит, Марк стряхнул рукой песок и увидел надпись, «Sit tibi terra levis Aurelius Augustinus 105-148».
– Похоже на латынь, – подумал он, благо остатки базовых институтских знаний всё же помогли расшифровать странную надпись. – «Пусть земля тебе будет пухом, Аврелий Августин», – вслух прочитал он.
Тягостный протяжный вздох нанёсся из-под земли и почва немного вздыбилась, выпустив небольшой клуб белого пара.
– Очень странно видеть подобные захоронения вблизи Москвы, – удивлённо подумал Марк и тут же поймал себя на мысли о том, что в сложившейся ситуации нельзя было точно утверждать, что он до сих пор там.
Сотни, а может быть и тысячи надгробных камней, усеивали видимое пространство вдоль, казалось бы, нескончаемого забора, уходящего по обе стороны от ворот. Странные формы барельефа самой стены вновь бросились в глаза. Его вид вызывал неописуемое глубинное чувство внутренней тревоги, но причина этого необъяснимого чувства была неясна.
Странные силуэты, стоящие возле входа, начали обретать некую чёткость, и Марку наконец-то удалось разглядеть лицо одного взрослого человека, держащего за руку маленькую девочку, и сердце вновь сжалось от неожиданно нахлынувшей тревоги.
Возле входа стоял не кто иной, как тот самый врач, который ещё несколько минут назад беседовал с ним в палате.
– Минут ли? А может быть прошло уже несколько часов? – неуверенно подумал Марк. – Наручные часы как назло остались где-то там, в недрах больничного комплекса, наверное, – опять засомневался он.
Марку было очень трудно точно определиться со временем, проведённым в лифте, но сейчас эти вопросы можно было немного отложить в сторону. Гораздо важнее был факт присутствия других людей в этом странном месте.
Врач окинул приближающегося человека каменным взглядом, не отражающим ни малейшей эмоции, он словно безмолвная статуя, глядел вдаль черноты пространства, раскинувшегося за спиной Марка. Остальные фигуры продолжали стоять не шелохнувшись.
– Эй! – крикнул Марк и ещё быстрее зашагал в сторону стоявших людей.
Маленькая фигурка девочки неожиданно обернулась.
– Конечно же, это Анюта, живая и здоровая! – радостно подумал Марк, – только выглядит она немного иначе, да какая разница, ведь это моя Анюта!
Девочка была одета в белое, сверкающее платьице, но совсем не то, в котором она ехала в машине.
– Живая! – Марк ещё раз повторил себе под нос желанное слово и рысью бросился к ней, не замечания ни усилившегося жара, ни красных налитых кровью глаз врача, стоявшего рядом с дочерью.
Когда до них оставалось не больше десятка метров, правая нога неожиданно за что-то запнулась, и Марк повалился на землю. Чертыхаясь, он попытался подняться, но, к своему удивлению понял, что и левая нога больше не слушается. Приподнявшись на руках, он повернул голову и с ужасом обнаружил, что обе его ноги плотно обвиты мерзкими змеями. Но присмотревшись, он понял, что это вовсе не змеи, а корни всё тех же деревьев со скрюченными ветками, растущими по обе стороны от дороги.
– Идём к нам, мы чувствуем тебя, мы хотим тебя… – раздались странные неведомые, но в то же время пугающе-приятные, голоса.
– Что это ещё такое? – ошарашено, произнёс Марк, чувствуя, как ветви всё сильнее сжимают свою мёртвую хватку.
– Как видите, господин Градов, я предупреждал о том, что Ваше путешествие не будет лёгким, – спокойным, но в то же время неестественным голосом проговорил Владислав Люций.