Дьяконов выставил перед собой ладони.
— Все! Не вижу, не слышу, про Лужки забыл. Только вот о себе ты не подумал. Ты уже на крючке. И давненько. За Поповку врукопашную лез. На активе весь район взбудоражил. А теперь эта рожь. Строптивых у нас не любят, друг дорогой. Сколько я могу тебя выручать? И как мы покажемся, если обоих «на ковер» вызовут?
Савин отвалился на спинку стула. Теперь лицо его было спокойным.
— Переживем как-нибудь. Пока Куровской доберется до Лужков, мы это дело провернем по-быстрому. Насушим травяной муки, траншею набьем свежей травой с зерном даже, обеспечим бычков. И знатный клеверок спасем. Если его не сильно помять колесами да сразу подкормить, он к осени подымется — будь здоров! На тот год уже семена выдаст, весь район к нам с поклоном прибудет. Озолотимся! Почем они ныне за кило, не знаешь? Я тоже. Но если одну-две тонны продадим, выручим больше, чем за рожь. И сами посеем сколько надо. Глядишь, и объявят наш колхоз семеноводческим по травам. Вот и выйдем в люди. Как госплемзаводы вышли.
Председатель вздохнул. Он ли не понимает!..
Минут пять они толковали о том о сем, про всякие житейские дела, словно по уговору позабыв и сложные ходы, и опасную изворотливость, о которых только что была речь.
Наливая горячего, уже по третьему стакану, Савин как-то лениво, через силу спросил:
— Так что с шифером? Ты хотел рассказать, а тут мы про рожь начали. Как удалось?
— Так вот и удалось. Тебе тут, случаем, не икалось?
— Вроде нет. Вспоминали, значит?
— Будь здоров! И так, и этак.
И Сергей Иванович Дьяконов довольно подробно, ни разу не улыбнувшись, рассказал обо всем, что произошло в райкоме.
9
Савинское выступление на активе явилось началом своеобразной цепной реакции, конца которой никто не угадывал.
Аркадий Сергеевич Глебов не мог не похвалить себя за выдержку и спокойствие, проявленные на активе. В глазах людей он остался человеком сдержанным и понимающим. Не сорвался, не грозил и не навешивал ярлыков. Поведение первого секретаря расценили так: не торопитесь, товарищи, обдумаем все сказанное, может быть, и найдем какие-то резервы для урожая…
Агроном Савин недвусмысленно и, как говорится, не в бровь, а в глаз критиковал районное руководство. Он обвинил его в подмене настоящих мер помощи хозяйствам ничего не значащим словотворчеством, тогда как для ихнего общего дела нужно совсем другое, и прежде всего материальная помощь, долговременная программа, исключающая суету. Кажется, это понимали все, но как-то робко высказывались. И не настаивали.
В словах Савина прозвучала сущая правда. Кудринский агроном безбоязненно высказал ее, чего никак не решались сделать другие, даже если думали подобным образом. Правда выглядела горькой. Мысли Глебова во многом совпадали с точкой зрения Савина. Секретарь райкома почувствовал и атмосферу зала: большинство приняли савинскую критику очень близко к сердцу. И если не развили его мысль, то опять же только из чувства осторожности. Иногда бывает лучше переждать, чем высовываться. Так, во всяком случае, думал не один чуровский хозяйственник. Посмотрим, во что обойдется оратору его смелость. Если ничего такого не случится, ну, тогда…
Не очень это лестное для людей качество, но — увы! — далеко не редкостное. Словом, все сделали вид, будто ничего особенного не произошло, хотя в душе у многих затеплилось и укрепилось уважение к человеку, который не побоялся высказаться ради общего дела, пусть и в ущерб себе. И к другому человеку, который не счел нужным опровергать, громить или прибегнуть к немедленным оргвыводам.
Опыт, приобретенный Глебовым, и, быть может, прирожденный такт подсказали ему, как воспринимать подобную неожиданность. Он сделал вид, будто не заметил среди других выступлений и самобытное, савинское, не стал критиковать агронома. Более того, удержал от такого поползновения председателя райсовета, который совсем было собрался на трибуну с готовыми формулировками. Поступи Глебов иначе, выскажи раздражение, неудовольствие, как много потерял бы он во мнении людей, с которыми ему работать!
Аркадий Сергеевич мог, конечно, и похвалить колхозного агронома, разделить с ним в какой-то мере новаторский взгляд, припомнив в первую очередь опыт звеньевой организации труда в Лужках, тем более что он сам пригласил Савина выступить. Но секретарь райкома знал, что после всенародных слов одобрения нужны такие же громкие дела, конкретная помощь — именно все то, что было сердцевиной выступления Савина. Этой помощи дать своим хозяйствам район сегодня не мог. У руководителей его просто-напросто ничего для такой помощи не имелось. Права для руководства были. Существовали еще обязанности. Для этого они использовали в полной мере убеждение, попытку как можно лучше организовать труд, были средства наказания, призывы к действиям. Впрочем, как работать и действовать — это и без Глебова в районе знали хорошо. Даже лучше, чем он, поскольку все или почти все директора, председатели, бригадиры родились на этой земле, выросли в деревне. Правда, от многолетней практики, что ли, к словам они относились не так серьезно, как к самой работе. Земледелие всегда и всюду держалось не на призывах, а на труде. К самым красочным призывам здесь успели попривыкнуть в силу множественности таких призывов. Поток обкатанных слов принимается уже без особенных усилий, как звуки пересвиста в лесу, как гул проходящих машин. Совсем другое дело, когда земледелец не только слышит о новой машине, но и получает ее. Вот тогда настоящая радость, искреннее желание сделать больше других и лучше других. Напротив, даже незначительный сбой в снабжении при бодрых словах порождает уныние, ослабляет желание земледельца к труду. Если эти сбои повторяются регулярно, то у самого хорошего руководителя заводится бацилла равнодушия.