— Может быть, вы догадываетесь, куда мог податься ваш сын, мадам? — инспектор с ледяной вежливостью обратился к матери Аллана Чейни.
— Нет… вы же не думаете, что…
— А что вы на это скажете, мистер Слоун? Молодой человек не говорил вам, что намерен покинуть дом?
— Не сказал ни слова, могу вам поклясться.
Велье положил трубку.
— Птичка улетела, шеф. Сегодня в девять утра он снял со своего счета все деньги, все без остатка.
— Черт! — ругнулся инспектор.
Дельфина Слоун вскочила, дико озираясь, но тут же села, стоило мужу коснуться ее руки.
— Сколько денег было у него на счету?
— Четыре тысячи двести долларов, сэр. Он потребовал выдать их мелкими купюрами. Он был с маленьким чемоданчиком, по виду совершенно новым, наверное, только что купленным. Банковским служащим он ничего не объяснил.
Инспектор подошел к двери.
— Хагстрем!
Детектив, явно со скандинавскими чертами лица, вошел в комнату.
— Аллан Чейни скрылся. Сегодня утром он снял со счета в торговом банке четыре тысячи двести долларов.
Вы должны найти его. Вам нужно установить, где он провел ночь. И получите ордер на его арест.
Хагстрем исчез, вслед за ним стремительно вышел Велье.
Инспектор повернулся к компании. Когда он на этот раз обратился к Джоан Бретт, из его взора исчезло все благодушие.
— До настоящего момента вы, мисс Бретт, прилагали руку ко всему, что здесь происходило. Вы знали что-нибудь о бегстве Чейни?
— Нет, инспектор, — тихо ответила она.
— Может, кто-нибудь из присутствующих знал? — сердито спросил Старик. — Я хочу выяснить, что за этим кроется.
Он повернулся на каблуках: сержант Велье возник в двери, как ангел-мститель с карающим мечом.
— Что у вас, Томас?
Велье держал в руке листок бумаги, явно вырванный из записной книжки. Инспектор схватил его. Быстро подошли Эллери и Пеппер, и все трое стали читать тороп ливые каракули на листке.
— Я хотел бы кое-что зачитать вам, дамы и господа. Это записка, которую Велье только что нашел в доме, — сказал инспектор минуту спустя. — Она подписана Алланом Чейни. Послание гласит: «Я уезжаю. Вероятно, навсегда. В сложившихся обстоятельствах все становится бессмысленным. Все слишком запуталось, я не смогу ничего объяснить… Будьте счастливы. Наверное, мне лучше не писать больше. Это будет чересчур опасно для вас. Для вашей собственной пользы, прошу вас тотчас же сжечь эту записку. Аллан».
Миссис Слоун пыталась встать, но инспектор уже подошел и поднес записку к ее расширенным глазам.
— Это подпись вашего сына, мадам?
Ее рот судорожно открылся:
— Да. Бедный Аллан, бедный Аллан…
Инспектор громко спросил:
— Сержант Велье, где вы нашли эту записку?
— В спальне наверху;—пророкотал Велье. — Она была под матрацем.
— В чьей спальне?
— В спальне мисс Бретт.
Для всех присутствующих это было уже слишком.
Джоан закрыла глаза, чтобы не видеть враждебных взглядов и безмолвного укора в них. И не видеть тихого триумфа в глазах инспектора.
— Ну, мисс Бретт? — только и сказал он.
Она снова открыла глаза, в них стояли слезы.
— Я нашла эту записку сегодня утром. Она была подсунута под дверь моей комнаты.
— Почему вы нам сразу не заявили о ней?
Ответа не последовало.
— Почему вы не сказали о записке, когда выяснилось, что Чейни исчез?
Молчание.
— Что имел в виду Аллан, когда писал «это будет чересчур опасно для вас»?
Джоан Бретт всхлипнула.
— Ну, мисс Бретт?
Вместо ответа она вскочила, закрыла руками свое залитое слезами лицо, словно защищаясь от кого-то, и выбежала из комнаты. Было слышно, как она взбегает по лестнице.
— Сержант Велье, — холодно сказал инспектор. — С этого момента вы лично отвечаете за Джоан Бретт.
Эллери потихоньку подергал отца за рукав и шепнул так, чтобы не слышали остальные:
— Милый мой, высокочтимый папа, ты, наверное, самый лучший во всем мире полицейский. Но вот как психолог ты… — и он опечаленно покачал головой.
15
Доныне Эллери Квин лишь поверхностно, если можно так выразиться, вникал в дело Халькиса. Но в тот вечер достопамятного девятого октября, когда обнаружилось, что Чейни бежал, он решил выйти из резерва и заняться делом вплотную.