— Само собой, разумеется, Холмс. Правда, должен признаться, я не вполне понимаю глубокий смысл этого наблюдения. Просто вторая женщина, несомненно, более низкого общественного положения. Быть может — проститутка. Я уверен, что таких несчастных созданий в этом районе предостаточно.
Монтегю-стрит оказалась неподалеку — меньше двадцати минут пешком от ломбарда. Как выяснилось, она представляла собой короткую улочку, связывающую Перди Корт и Олмстед-серкус, последняя из которых была широко известным прибежищем несметного множества лондонских нищих. Мы свернули на Монтегю-стрит и едва успели сделать несколько шагов, как Холмс резко остановился.
— Ба! Вот так сюрприз!
Я проследил направление его взгляда и увидел в подворотне вывеску, на которой было написано единственное слово «Морг». Я не считаю себя особо впечатлительным человеком, но стоило мне глянуть в темную глубину этого узкого, похожего на туннель прохода, как настроение мое упало точно так же, как накануне, когда я впервые увидел перед собой замок герцогов Шайрских.
— Холмс, — сказал я, — это не приют для бедняков. Может быть, они иносказательно называли так приют для мертвых?
— Давайте не будем спешить с выводами и заглянем внутрь.
С этими словами он вошел в подворотню и толкнул дверь, за которой оказался вымощенный дворик.
— Без сомнения, здесь пахнет смертью, — сказал я.
— Причем, это свежий запах, Ватсон. Иначе, зачем бы здесь оказался наш друг Лестрейд.
В противоположном конце двора стояли всецело поглощенные разговором двое мужчин, и одного из них Холмс узнал быстрее, чем я. В самом деле, это был инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда. Он отощал еще больше и приобрел еще большее сходство с хорьком.
Лестрейд обернулся, заслышав наши шаги. На лице его отразилось изумление.
— Мистер Холмс! Что вас привело сюда?
— Необычайно рад встрече с вами, Лестрейд! — воскликнул Холмс с приветливой улыбкой. — Бальзам на душу — видеть, как Скотланд-Ярд ревностно исполняет свой долг и идет по следу преступника, куда бы ни вел его этот след.
— Не вижу никаких оснований для сарказма, — обиженно сказал Лестрейд.
— Что-то вы очень обидчивы сегодня. Должно быть, вас что-то вывело из себя?
— Если вам не известно, что здесь случилось, значит, вы просто не читали утренних газет, — отрезал Лестрейд.
— И в самом деле, не читал.
Полицейский повернулся ко мне, чтобы поприветствовать.
— Доктор Ватсон! Что-то давненько нас не сводила судьба.
— Даже очень давно, инспектор, надеюсь, что у вас все в порядке?
— Замучил прострел в поясницу. Но ничего, как-нибудь перетерплю, — пожаловался Лестрейд.
Затем мрачно добавил:
— По крайней мере до тех пор, пока не увижу, как этот садист из Уайтчапеля будет болтаться на виселице.
— Что, опять какие-то дела Потрошителя? — резко спросил Холмс.
— Разумеется. Пятое убийство, мистер Холмс. Вы наверняка читали о нем. Хотя я что-то не припоминаю, чтобы вы предлагали Скотланд-Ярду свою помощь в расследовании этого дела.
Холмс даже не стал парировать выпад. Он посмотрел на меня горящими глазами.
— Мы все ближе к сути дела, Ватсон.
— О чем это вы там говорите? — спросил Лестрейд.
— Вы сказали — пятое убийство, инспектор? Вы, наверное, имели в виду, что это — пятое убийство, о котором стало известно?
— Стало известно или нет, Холмс…
— Я просто хотел сказать, что нет никакой уверенности, что их было пять. Вы нашли трупы пяти жертв Потрошителя. Остальные, вероятно, разрезаны на куски и запрятаны более основательно.
— Веселенькая идейка, — пробормотал Лестрейд.
— Можно взглянуть на труп этой «пятой» жертвы?
— Он лежит там, внутри. О, простите, я не представил. Это доктор Мюррей. Он здесь главный.
Доктор Мюррей был хил и очень бледен лидом. Он, казалось, излучал спокойствие, что сразу расположило меня к нему. Такое спокойствие часто встречаешь в тех людях, которым по роду занятий приходится подолгу быть в окружении мертвых.
В ответ на представление Лестрейда он поклонился и сказал:
— Я действительно заведую этим моргом, но предпочел бы сохраниться в памяти потомков и как директор приюта для бедных. Там, в приюте, я могу хотя бы кому-то помочь. А тем несчастным, которые поступают сюда, уже ничто не поможет.