Вертушка не выдержала тяжести многочисленных просьб – и треснула, едва не охромев разом на две лопасти, но затем всё же принялась раскручиваться, нехотя и словно бы опасливо.
«Неужто наконец получилось?»
– Через книгу… Через «Багряные сказания», что ли? – рассеянно переспросила Виттория, стараясь не упустить знак, указующий верный путь. – Лучше не надо. Это будет, ну… как за поводок дёргать, что ли.
Воображаемая картинка – Рю в ошейнике и на цепи – заставила кровь прилить к щекам, но зато вертушка, словно получив дополнительный стимул, завертелась резвее, а затем резко остановилась, безошибочно определяя направление.
– Поводок, скажешь ещё, – хихикнула Летиция в кулак, тоже явно представляя нечто забавное. – Но вообще похоже на правду. Белый тоже не любит, когда ему напоминают о заключении в книге. Я тут недавно узнала, за что он так злится на Книжника. Помнишь слушок, что он был его последним хозяином?
Для собственной безопасности Виттория предпочитала вообще не размышлять о том, кто, как и когда помыкал Белым. Мало ли на свете самоубийц – что, обо всех теперь думать?
– Предположим, помню…
– Он и правда владел книгой со всем, что к ней прилагалось, – бессовестно раскрыла Летиция тёмные страницы из жизни возлюбленного. – И даже однажды рискнул призвать Белого, но приказать ничего не успел: только услышал его многозначительное «Так-так, кто тут у нас?» – и тут же захлопнул книгу. На всякий случай.
Виттория представила себе это – и невольно улыбнулась:
– И правильно сделал.
Что-то ей подсказывало, что Рю при всём его видимом добродушии не менее злопамятный, чем Белый Лис.
Киностудия оказалась прелюбопытным местом. Она являла собой нечто среднее между складами, строительной площадкой и старым центром города во время маскарада; вдобавок то тут, то там торчали одинокие офисные корпуса – сверкающее на солнце стекло, металл и облицовка фасадов, издали похожая на пластиковую мозаику. Из-за высокого забора валил пиротехнический дым и слышался кошмарный рёв, перемежаемый бодрыми указаниями режиссёра и надрывным женским плачем. На сдвинутых стульях у кафетерия дремал кудрявый молодой человек, на футболке у которого значилось: «Сценариста не кормить, руками не трогать». А чуть дальше начинался настоящий лабиринт из крытых павильонов, и в каждом происходило нечто любопытное.
– Вот в таких местах я всегда теряюсь: это настоящее было чудовище или костюм? – задумчиво произнесла Летиция, заглянув в одну из дверей. – Кого-то едят, из пасти торчит сапог – то ли и впрямь пора человека спасать, то ли съёмки идут.
– Если сапог – то спасать уже поздно, – рассудила Виттория. – Кстати, Рю уже вроде бы поблизости, но что-то я его не вижу… Ой!
Стена очередного павильона появилась за поворотом так неожиданно, что лишь чудом удалось вовремя остановиться и не протаранить её лбом. Вертушка задрожала, точно предвкушая финал пути, и окончательно развалилась на части. Однако входа нигде не было видно – что справа, что слева, и пришлось обойти половину здания, прежде чем появилась заветная дверь, украшенная, впрочем, негостеприимной надписью: «Только для персонала».
– Взламываем? – радостно предложила Летиция и, дёрнув ручку, слегка разочаровано добавила: – Открыто…
Шумоизоляцию в этом павильоне сделали отменную, явно не пожалев ни сил, ни средств. Но стоило оказаться внутри, как по ушам ударил слитный рокот множества голосов, выкрикивающих нечто одобрительное:
– Да-а-а!
– Вперёд!
– За короля-я-я!
– За свобо-о-оду!
– За зарпла-а-ату!
За тонкой преградой из ширм и зелёных экранов скрывалось огромное помещение, отделанное под пещеру, в котором бесновалась толпа атлетически сложенных, но плохо и скудно одетых мужчин. На фоне множества тел с внушительной мускулатурой, едва прикрытых живописными обрывками ткани, выделялись несколько хлюпиков: один с бородкой, потрясающий режиссёрской «хлопушкой», другой усатый, с пачкой распечатанных листов, и несколько совсем ещё юных пареньков, тянущих шеи, как цыплята. Однако у всех без исключения взгляды были устремлены на одну и ту же фигуру.
– Рю, – вздохнула Виттория обречённо, а Летиция со знанием дела усмехнулась и цокнула языком:
– Хорош, красавчик… Ой, только Белому не говори, ладно?
А ведь Рю и впрямь был хорош – высоченный, с убранными в хвост волосами, обнажённый до пояса. В свете мощных прожекторов он и сам словно бы светился; меч в половину человеческого роста величиной казался естественным продолжением руки, воздетой к небу – ну, точнее, к потолку. Одухотворённое лицо излучало величие, от которого хотелось то ли восторженно пищать, то ли идти на штурм дворца какого-нибудь тирана, а огонь праведного гнева в глазах пылал так ярко, что декорации уже дымились.