Большой город прямо перед рассветом выглядел особенно чистым, свежим и мирным. Бездонное небо становилось похожим на нежную акварель, просыпались птицы и засыпали в изнеможении студенты после ночной зубрёжки, в окнах кофеен загорался свет – где-то там, за металлическими жалюзи, пока ещё плотно сдвинутыми… Но спокойствие было иллюзией: Сити напоминал океан, где даже в полнейший штиль на глубине бушуют стремительные, опасные течения…
…и обитают смертоносные хищники.
Тридцать седьмой трамвай ходил по одному из четырёх маршрутов с круглосуточным расписанием; чаще всего им пользовались студенты – и любя называли его «бешеной петлёй». Отправная – она же конечная – точка находилась на площади Согласия, неподалёку от Высшей Школы; оттуда рельсы тянулись через все старые кварталы, пока не выходили почти к самой набережной, а оттуда плавно заворачивали к новым жилым районам с многоэтажками. Трамвай следовал мимо парка, мимо Городского музея эволюции, затем делал остановку у кинотеатра – и резко нырял влево, к зданию городской администрации, и уже оттуда пёр напрямую, практически без задержек, обратно к площади Согласия.
Весь маршрут занимал около двух часов; за ночь выходило примерно три круга.
– Та тварь, видимо, сразу же забралась в трамвай, как только мы спугнули её в Высшей Школе, – рассуждал Белый Лис в полёте; Виттории сперва жутковато было слышать голос сразу ото всюду, но затем она привыкла. – Да так и каталась с тех пор… И чем ей приглянулась эта железная коробка?
– Там сиденья мягкие, – пояснила Виттория, вспомнив свои годы учёбы. – Если живёшь далеко, у набережной, то можно прямо там и подремать. Студенты почему-то всё время не высыпаются.
– Чего ж тут удивляться, – громыхнула туча справа, и в туманных клубах вспыхнули винно-алые глазищи. – Молодость жадна – хочет успеть повсюду, до всего дотянуться. На что мужу зрелому и часа жаль, на то пылкий юноша ночь бросит без сожалений.
– Есть удовольствие в том, чтобы растягивать удовольствие – и в том, чтобы отказываться от удовольствий, – изрёк Белый что-то непонятное, но явно мудрое. И смущённо кашлянул-тявкнул: – Впрочем, неважно… А вот и трамвай. Ставлю хвост и ухо, что наш.
– Вы с высоты номер видите? – восхитилась Виттория.
– Нет, просто смерть чует в этой железной махине, а она сделана, чтоб живых возить, – пророкотал из облака Рю. – Верно?
– Снижаемся, – коротко ответил Белый. И добавил: – Держись, колдунья.
Он назвал её не «диковинкой» и не «девой» – и Виттория сразу напряглась: чудовища просто так оговорок не допускали… Но додумать эту умную мысль не получилось.
Город, с высоты похожий на расписное блюдо, вдруг накренился – и ринулся навстречу.
– И-и-их! – вырвался из горла придушенный писк; подразумевался оглушительный визг, но встречный ветер, кажется, запихал голос обратно. – И-и-их…
Если сверху трамвай выглядел совершенно обычным – вагон в бежевую и зелёную полоску, похожий на мятный леденец с круглыми фарами, напоминающими вечно удивлённые глаза, то вблизи он производил жутковатое впечатление. Водитель, полный мужчина в картузе, практически лежал на приборной панели, и вывернутые локти торчали у него над подрагивающей спиной, как сломанные крылышки. Все сиденья были заняты спящими людьми, и на полу тоже вповалку лежали пассажиры, ближе к входам – прямо друг на друге.
– Они входили – и сразу же засыпали. До того как могли почуять неладное, – негромко произнёс Белый, зависая в воздухе над дорогой; хвосты клубились за ним, как грозовые тучи, даже синеватые искры молний проскакивали изредка, довершая сходство. – Похоже, этот кошмар успел где-то набраться сил ещё до того, как мы его нашли. Обычным людям от него не сбежать, само его присутствие – точно яд, разлитый в воздухе.
У Виттории мурашки по спине пробежали.
«Я-то ведь тоже человек, просто умею колдовать понемножку».
– Что делать будем? – хрипло спросила она вслух. – Кажется, оно нас пока не заметило…
– Заметило, – возразил Белый жутковатым тоном. – Заметило, но, видно, считает, что выкрутится. И зря.
На тротуар он опустился уже не на четыре лапы, а на две ноги, бережно прижимая к себе Витторию; аккуратно поставил её рядом с собой, как хрустальную статуэтку, ободряюще хлопнул по плечу – и шагнул вперёд, к трамваю.
Воздух разом точно загустел, приобретая зеленоватый оттенок, словно в аквариуме.
– Всё, что я вижу, принадлежит мне, – произнёс Белый Лис, воздев руку. – Всё, что я слышу, принадлежит мне. Да воздвигнется стена от земли и до неба!