– Хватит, пожалуй. Так-то я сообразил, к чему ты клонишь, но, честно скажу, лучше б мне ошибиться. Потому что если я прав… – он вдруг осёкся, не договорив, и посмотрел за окно, где погода после короткого ненастья стала совершенно пленительной. – Жаль, мне отсюда самому не выйти. Пока, по крайней мере.
Виттория придвинулась чуть ближе к уважаемому предку – ровно настолько, чтоб ощущать словно бы настоящее тепло чужого тела, но ни в коем случае не касаться. Рю деликатно отошёл к окну, но, судя по настороженно шевелящимся ушам, ловил каждое слово.
– А ты хотел бы выйти? – спросила она неуверенно.
Лобо вздохнул и взлохматил себе волосы, теряя всякое сходство с собственным парадным портретом.
– А как же. Но только сделаю шаг за порог – вся честная компания начнёт просыпаться, а это, сама понимаешь, морока та ещё. Так что придётся тебе пока с работой справляться самостоятельно, даром что она нынче на редкость мерзкая.
– Ну так я Флорабелио, – улыбнулась Виттория, приободряя то ли его, то ли саму себя. – К тому же у меня есть лучшая в мире подруга, чудовищный шеф и… и Рю, – закончила она смущённо. И добавила, чтобы скрыть неловкость: – Рассказывай, в чём проблема с этими снами. Они какие-то особенные, что ли?
– Поначалу-то были самые обычные, – ответил Лобо после короткой паузы. – Но то поначалу. Я тогда, признаться, изрядно вспылил из-за простоев. Заморочное это дело оказалось – город основывать. То одно случится, то другое… Всё равно что пробоины в бортах затыкать пальцами – и измотаешься весь, а толку-то и нет, вода как хлестала, так и хлещет. Вот и решили мы избавиться от всех бед разом: от взяточничества, от пьянства, от головотяпства. Непогоду, кривые дороги, воровство и желудочные расстройства – всё запечатали сроком на год, чтоб не мешало работать… Ну, и бессонницу с дурными снами тоже, конечно. Ночные кошмары сетью ловить пришлось – ух, и намучились мы, хорошо, что Рамбальдо тогда в ум вошёл и подсобил колдовской песней. Мы собрали дурные сны количеством девять сотен, сложили в шкатулку да и запечатали. Дураки были, самоуверенные, эх, – цокнул он языком недовольно и отхлебнул из банки. – Надо было сразу развеять… Ну как, ученица, догадаешься, что дальше случилось?
В голове у Виттории промелькнуло столько вариантов, что она даже растерялась – за какой хвататься. А потом призадумалась, вспомнив ту противную тварь, которая запуталась в ловце снов, похожую на ядовитого червя.
– Кошмары в шкатулке… – повторила Виттория вслух, размышляя. – Слушай, это же получается самая настоящая банка с гадами, да?
– Именно, – кивнул Лобо. И поморщился, как от зубной боли: – Да уж, сплоховали мы тогда. Ты же знаешь, как в старину делали самую страшную отраву? Сажали в одну коробку сто ядовитых тварей и ждали, когда они пожрут друг друга. Кто всех остальных погубит – тот и останется последним, он-то, выходит, и есть самое смертоносное существо. А мы… ну, ладно, я запихнул в одну шкатулку едва ли не с тысячу кошмаров! И пока город строился – они один другого пожирали, пока не осталось их всего лишь девять. А мне тогда это показалось любопытным. Я решил как-нибудь потом разобраться, как же такое случилось, а покуда запечатать их в девять стеклянных бусин и сложить в ту же шкатулку. А «потом», сама понимаешь, всё равно что «никогда», тем более что я помер, и как-то не до того стало, – усмехнулся он, глядя на неё искоса. – Видно, кто-то отыскал ту шкатулку. А там то ли нитка с печатями истлела и порвалась, то ли бусины упали и разбились – итог один.
– И что теперь делать? – спросила Виттория, втайне надеясь, что доблестный предок сейчас возьмёт да и поведает секрет, как быстро загнать кошмары назад в шкатулку.
– Как что? Ловить на живца, долго и нудно, – подмигнул ей Лобо. – Смирись. Путь добра и чести весьма дерьмист.
– А?
– Тернист. Весьма тернист, я хотел сказать, – поправился предок.
***
По уши нагруженная мудростью из глубины веков, советами и поучениями, Виттория возвратилась в агентство только к обеду. Вернее сказать, с обедом, ибо опоздание благоразумно решила компенсировать угощением и взяла две большие пиццы на вынос – одну с чили и морепродуктами, а другую – с ананасами, к которым, по слухам, грозный шеф питал некоторую слабость. Последний, кстати, пребывал в прекрасном расположении духа и явно не собирался пенять подчинённой на то, что она где-то бродила полдня, хотя отправили её к Книжнику на улицу Тюльпанов и совсем ненадолго.