Он не стал пускаться в объяснения, ибо по натуре был человеком немногословным; он только поднял свисавший конец скатерти и прикрыл им то, что лежало теперь на столе.
-- Вот так штука, -- сказал он, ставя на пол лампу, -- наш друг Имрей вернулся. А, так это действительно ты?
Под скатертью что-то зашевелилось, и оттуда выползла маленькая змея; Стрикленд тут же прикончил ее толстым концом удилища. Я только смотрел на все это и, помнится, ничего не сказал -- очень уж мне было не по себе.
Стрикленд пораздумал немного и решил выпить. Скатерть больше не шевелилась.
-- Так это Имрей? -- спросил я.
Стрикленд откинул на несколько мгновений скатерть и посмотрел.
-- Да, это Имрей, -- ответил он, -- и горло у него перерезано от уха до уха.
-- Так вот откуда шел этот шепот в доме, -- сказали мы оба в один голос, обращаясь друг к другу и вместе с тем каждый сам к себе.
Из сада донесся неистовый лай Тьетьенс. Немного погодя дверь в столовую распахнулась, и оттуда высунулся ее огромный нос.
Собака стала тихо обнюхивать воздух. Куски разорванной парусины свисали почти до самого стола, и некуда было деться от всего, что случилось.
Тьетьенс вошла в комнату и уселась возле нас, оскалив зубы и выставив передние лапы. Она посмотрела на Стрикленда.
-- Дела-то худые, старуха, -- сказал он. -- Не залезают ведь люди под крыши своих бунгало, чтобы умереть, и не натягивают потом парусины. Давайте-ка подумаем, что все это значит.
-- Давайте лучше подумаем об этом в другом месте, -- предложил я.
-- Превосходная мысль! Гасите лампы. Мы сейчас пойдем ко мне в комнату.
Я не стал гасить лампы. Я пошел в комнату Стрикленда первый и предоставил ему самому погружать столовую в темноту. Он пришел вслед за мной, мы закурили и стали думать. Думал Стрикленд. Я не переставая курил: мне было страшно.
-- Имрей вернулся, -- сказал Стрикленд. -- Вопрос в том, кто убил Имрея? Не говорите мне ничего, у меня есть на этот счет свое мнение. Когда я нанял это бунгало, большая часть слуг Имрея перешла ко мне. Имрей был человек простодушный и безобидный, не так ли?
Я согласился с ним, хотя лежавший под скатертью ком видом своим не подтверждал ни того, ни другого.
-- Если я созову всех слуг, они станут тут плечом к плечу и будут лгать, как ариане. Что бы вы предложили?
-- Вызывать их поодиночке, -- сказал я.
-- Тогда они убегут и все разболтают товарищам, -- возразил Стрикленд -- Надо разъединить их. Как вы думаете, ваш слуга что-нибудь знает?
-- Может быть, впрочем, нет, вряд ли. Он ведь здесь всего каких-нибудь два-три дня,-- ответил я. -- А как по-вашему?
-- Боюсь что-нибудь утверждать. Только все-таки как же этот человек умудрился угодить поверх навеса?
За стеною послышался глухой кашель. Это означало, что Бахадур Хан, лакей Стрикленда, проснулся и собирается укладывать своего господина спать.
-- Войди,--сказал Стрикленд.-- Ночь-то какая сегодня теплая, правда?
Бахадур Хан, здоровенный, высокий мусульманин, подтвердил, что ночь действительно теплая, но заметил, что, по всей вероятности, опять пойдет дождь и что, с позволения его чести, тогда будет легче дышать.
-- Действительно, так оно и будет, если господь приведет, -- ответил Стрикленд, стягивая с себя сапоги. -- Сдается мне, Бахадур Хан, что я очень уж давно без жалости заставляю тебя работать, с того самого дня, когда ты ко мне нанялся. Когда же это было?
-- Неужели Сын Неба не помнит? Это было, когда Имрей-сахиб втайне уехал в Европу и никого не предупредил. И мне -- даже мне -- была оказана великая честь. Покровитель Бедных сделал меня своим слугою.
-- А разве Имрей-сахиб уехал в Европу?
-- Такая идет молва среди его бывших слуг.
-- А ты что, пойдешь к нему опять служить, когда он вернется?
-- Ну, конечно, сахиб. Это был добрый хозяин, и слугам у него жилось хорошо.
-- Ты прав. Вот что, я очень устал, но завтра я поеду охотиться на оленей. Дай-ка мне мое ружьецо, то, с которым я на черного оленя хожу, там оно, в ящике.
Слуга наклонился над ящиком, достал оттуда стволы, ложе и замок и передал Стрикленду, который стал собирать ружье, меланхолически при этом зевая. Потом он потянулся к патронташу, вытащил оттуда большой патрон и вставил его в казенную часть "360 экспресс".
-- Так, выходит, Имрей-сахиб уехал в Европу тайком! Очень это странно, Бахадур Хан, не правда ли?
-- Что я могу знать о путях белых людей, Сын Неба?
-- Разумеется, очень мало. Но сейчас ты узнаешь больше. Мне довелось проведать, что Имрей-сахмб вернулся из своих далеких странствий и даже что сейчас вот он лежит здесь, за стеной, и ждет своего слугу.
-- Сахиб!
Свет лампы скользнул по стволам ружья, наставленного на широкую грудь Бахадур Хана.
-- Поди посмотри -- сказал Стрикленд -- Лампу возьми. Твой господин устал и ждет тебя. Ступай!
Слуга взял лампу и направился в столовую. Стрикленд пошел за ним, почти подталкивая его дулом ружья. Несколько мгновений тот смотрел на зияющую наверху черноту, на извивающуюся под ногами змею; когда же наконец взгляд его упал на то, что лежало на столе, лицо его омрачилось.
-- Ну как, видел? -- спросил Стрикленд после минутного молчания.
-- Да, видел. Я только комок глины в руках у белого человека Что ваша милость собирается сделать?
-- Повесить тебя до конца месяца. А что же еще?
-- За то, что я его убил? Погоди, сахиб, выслушай меня. Однажды, когда он проходил среди нас, его слуг, он взглянул на моего ребенка, на четырехлетнего. Он околдовал его, и через десять дней мальчик мой умер от лихорадки!
-- Что же такое сказал Имрей-сахиб?
-- Он сказал: "Какой красивый мальчик" -- и похлопал его по головке. От этого ребенок и умер. Вот почему я убил Имрея-сахиба; это было в сумерках; он вернулся со службы и спал. Потом я положил его на балку крыши и натянул парусину. Сыну Неба все известно. Я слуга Сына Неба.
Стрикленд взглянул на меня поверх ружья и на местном языке сказал:
-- Ты подтвердишь, что слышал его слова? Убил он.
Единственная лампа освещала пепельно-серое лицо Бахадур Хана. Он очень быстро сообразил, что должен найти себе оправдание.
-- Я попался в ловушку, -- сказал он, -- но вина его. Это он сглазил моего мальчика, и тогда я убил его и спрятал. Только те, у кого в услужении дьяволы, -- он покосился на Тьетьенс, невозмутимо лежавшую перед ним, -только те могли узнать, что я сделал.