— О Агни, даруй мне огонь мистика. Надели этот снаряд своей мощью!
Очередная вспышка поразила чудовище в затылок. Существо бросило Гопала, но Судама уже не в состоянии был управлять своим оружием, и молния прошла сквозь чудовище, обагрив Гопала кровью. Удар был силен, но не смертелен. Йара обернулся и увидел, что Судама стоит на коленях обессиленный. Путтанах двинулся к нему, чтобы нанести последний удар.
Неожиданно из леса выскочил Нимаи и встал перед Судамой. Путтанах ухватил его за шею и своими когтями, похожими на ножницы, отделил ему голову от плеч. Вспышка голубого света — атма Нимаи, взметнулась над его телом и стала медленно подниматься вверх.
Гопал издал воинственный вопль и, разбежавшись, вспрыгнул на голову демона. Он изо всей силы вонзил кинжал в череп извивающегося чудовища. Йара попятился назад, пытаясь стряхнуть Гопала, и упал на землю, мертвый. Гопал выдернул окровавленное лезвие из головы путтанаха и вытер его о шкуру зверя. Судама стоял на коленях возле скалы.
— Нимаи!
Гопал бросился к Судаме.
Судама склонился над телом Нимаи.
— Он спас мне жизнь! — стонал ученик мистика.
Голова Нимаи лежала неподалеку, треснувшая как яйцо. Судама отрезал голову черного козла и приложил ее к телу Нимаи. Обезумевший от горя Судама читал запрещенную мантру.
Гопал увидел, как голубое мерцание остановилось в своем движении вверх. Он схватил Судаму за плечи, пытаясь остановить его сумасшествие, но тщетно. Судама вырвался и продолжал:
Судама продолжал читать без сна и отдыха, без единой мысли всю ночь, пока солнце не встало над Бху и голубой свет жизни не возвратился обратно в тело Нимаи. Наконец Судама обхватил голову руками и закричал:
— Я — ничтожество!
Прежде чем Гопал успел понять истинный смысл его слов и сказать что-нибудь, Судама провалился в глубокий сон.
Он спал два дня. На третий день Судама открыл глаза и вскочил, как будто от этого зависела его жизнь.
— Что я сделал! Я оскорбил Вьясу, я оскорбил ману… Я оскорбил Нимаи. Я проклят на тысячу жизней вперед.
Гопал понятия не имел, что ему сказать, но в конце концов произнес:
— Ты спас моего крестника. Ты спас нас.
— Ты не понимаешь, — сказал Судама, не принимая слов утешения. — Эта мантра запрещена для неофитов. Только трета-мистики могут бросать вызов смерти.
Он всхлипнул:
— Ведь я учился всего лишь в одной жизни. Что я наделал! — Глаза Судамы сверкали как у сумасшедшего. — Мы не можем игнорировать Закон Кармы, ведь он установлен и приводится в действие ману. Нимаи уже был собственностью слуг Йамы. Он принадлежал Правителю Мертвых. Я украл его. Я вор!
Гопал взял брахмачарью за плечи и потряс его, приводя в чувство.
— Твоя мантра спасла всех нас.
Но тут проснулся Нимаи с головой черного козла на плечах и увидел свою прежнюю голову. Он попытался что-то сказать, но из его горла вырвалось только козлиное блеяние. Он выкатил глаза, стараясь справиться с непослушным языком и наконец произнес:
— Что-о-о вы-ы-ы со-о мно-о-о-ой сде-е-е-ла-ли-и-и? — Услышав свой голос, он взвизгнул надтреснутым голосом: — Я-я-я не-е че-е-ло-ве-ек и-и-и н-е-е зве-е-ерь?
Нимаи в отчаянии ощупывал свою морду и голову и плакал своими животными слезами.
Весь следующий день Гопал пытался обнаружить хорошее в том, что сделал Судама, но так и не смог, и не был уверен, что сможет. Со временем, однако, Судама начал успокаиваться, а Нимаи научился лучше управляться со своим новым языком. Но даже после того, как Гопал убедил их забыть о своих горьких раздумьях ради Китти, Нимаи был еще не готов управляться со своими новыми ощущениями.
Потратив впустую еще один день, они собрались у тела путтанаха. Судама заметил какие-то отметки у него на груди.
— Знак писаки.
Гопал тоже узнал его.
— Мне показалось, что ты назвал его путтанахом.
— Да, — сказал Судама. — Поклонение путтанахам всегда было запрещено на Бху. Теперь без симх, следящих за неисполнением законов, и с возвращением писаки вернулись и отбросы этого Круга.