У ребе реб Шмелке было еще одно чудачество. В некотором отношении он был похож на графа де Лотреамона: он почти никогда не спал. Все только учился и размышлял. Но когда решался на минуту заснуть, не ложился в постель, а спал сидя, чтобы не терять много времени.
Ребе реб Пинхес тоже хотел походить на брата и тоже не спал. Но это не удавалось ему. Ребе реб Шмелке объяснил брату причину его неудачи: «Это потому, что моя душа приходит из мира вечного шабеса, тогда как твоя — из мира вечного новолуния».
А Марьем, их сестра, рассказывала о ребе реб Шмелке такую историю:
«Как-то ночью, после многодневного бодрствования, он подпер голову рукой и заснул. А когда вскоре проснулся, увидел, что его свеча потухла. Испугавшись, что ему придется прервать ученье, он поднялся, еще в полудреме, с потухшей свечой в руке, из мансардной комнатки на крышу дома. И вдруг на краю крыши незнакомая рука протягивает ему огонь. Ребе реб Шмелке запалил свечу и, не обращая внимания ни на того, кто дал ему огонь, ни на прочие обстоятельства, вернулся к своей книге.
Однако спустя короткое время его осенило, что здесь что-то кроется. Кто же мог протянуть ему огонь? С земли на крышу никому не взобраться, а лестницы там не было.
И святой ребе реб Шмелке стал молиться Богу. И тут дошла до него весть, что перерыв в его учении Небеса восприняли как великую потерю. И послали пророка Илию принести ему огонь. Когда святой ребе реб Шмелке услышал об этом, он заплакал. А потом он много дней постился, ибо чувствовал себя виноватым, что из-за него, недостойного, пророку Илие пришлось так утруждаться».
Но и здоровый сон — дар Божий. Ребе реб Шмелке однажды должен был это признать. В Микулов заехал святой ребе реб Мелех из Лиженска. Мелех сам постелил постель учителю, как положено взбил подушки и попросил его хотя бы раз по-настоящему выспаться. Ребе реб Шмелке не мог отказать в просьбе столь уважаемому приятелю. Он проспал всю ночь, а когда утром проснулся, почувствовал себя бодрым и свежим как никогда. А что уж говорить о том, как после обычного омовения в микве он молился в молельне! Старая микуловская синагога еще никогда не слышала таких прекрасных молитв!
После богослужения он сказал: «Теперь я знаю, что Богу можно служить и хорошим сном!»
В тайну мыслей святых цадиков никому не проникнуть в час, когда они стоят в молельне пред ликом Всевышнего.
Очевидец реб Мойше Тейтельбаум пишет о святом ребе реб Шмелке буквально вот что:
«На празднике он молился перед алтарем и думал о самых возвышенных тайнах. При этом он пел длинные, всякий раз новые и новые мелодии невообразимой красоты, какие ухо человеческое никогда не слышало и слышать не будет. Очевидно, он не осознавал своего пения. Его дух витал где-то в горних сферах, тогда как голос издавал слетавшие с его губ чудесные песнопения, несказанно сладостные для слушателей».
Император собирался издать некое постановление, которое, войдя в силу, привело бы к исчезновению святой общины микуловской. Тогда святой ребе реб Шмелке отправился в Вену с прошением к императору. Сопровождал его только один ученик, Мойше-Лейб, который спустя время стал раввином в Сасове.
Дело было весной. На Дунае как раз таяли льды, и ни один паромщик не отваживался пересечь разлившуюся реку. Однако бесстрашный ребе реб Шмелке не отступился от своего намерения. Ведь дело касалось существования всей общины. Кто бы тут раздумывал: рисковать жизнью или нет?! Они решили переправиться через реку своими силами, но никто не хотел дать им лодку. Случайно оказался там пекарь с квашней. Пекарь и говорит: «Я дам вам квашню, если хотите, можете поплыть в ней по Дунаю». Он, конечно, сказал это в шутку, чтобы просто поддразнить их. Однако святого ребе реб Шмелке так просто не раздразнишь! Ребе реб Шмелке отвечает: «Что ж, пойдет!» Он поставил квашню на воду и вместе с Мойше-Лейбом забрался в нее. Разумеется, сесть в ней им не удалось. Для этого в квашне места не было, и они плыли в ней стоя. Святой ребе реб Шмелке затянул ту самую старую песню, которую пел Моисей с израильтянами, когда они шли из Египта по Красному морю, и которую он снова с нами запоет, когда придет воскресение. Реб Мойше-Лейб из Сасова подпевал учителю.
И едва разнеслись над Дунаем слова этой святой песни, как, о диво дивное, квашня оторвалась от берега и ледяные глыбы, словно тронутые чудесным пением, с почтением стали расступаться перед ней.