Гермиона почти видела, как крутятся колесики в мозгу мистера Симэна, когда он пытался придумать, как бы ему ответить так, чтобы его клиент выглядел достойно. Он нацепил на лицо улыбку и сделал вид, что тихо разговаривает с Роном, но Гермиона видела, что он просто пытается выиграть немного времени. Судья, должно быть, тоже понял это и решил, что этот фарс продолжается уже достаточно долго. Он резко стукнул молотком по столу, напугав всех в комнате.
— Для меня очевидно, что вы пытались либо дискредитировать миссис Уизли, либо высмеять мои суждения, мистер Уизли, и боюсь, что не могу позволить вам сделать ни то, ни другое. Я вообще не люблю, когда мне лгут у меня же на процессе, — прежде чем продолжить, он пристально посмотрел на Рона и его адвоката.
— Мистер Уизли, поскольку в настоящее время вы не работаете и, согласно имеющимся у меня документам, в течение последних пяти недель не предпринимали никаких попыток обеспечить себе дальнейшее трудоустройство, я не понимаю, как вы вообще рассчитываете полностью содержать своих детей. Поэтому мне совершенно понятно, что у меня нет иного выбора, кроме как предоставить полную опеку над обоими детьми миссис Уизли, — судья продолжал говорить, несмотря на протесты мистера Симэна.
— Как только вы сможете представить суду доказательства того, что постоянно работали в течение по крайней мере трех месяцев, тогда я и определю график посещений, который будет наилучшим образом отвечать интересам детей, — судья бросил короткий взгляд на бумаги, прежде чем снова обратиться ко всем.
— В свете решения об опекунстве настоящим я присуждаю миссис Уизли, ныне мисс Грейнджер, единоличное владение Пенсионным фондом и девяносто процентами оставшихся денег. Суд отклоняет иск, — он в последний раз стукнул молотком и вышел через боковую дверь, оставив позади ошеломленную, но восторженную Гермиону и очень расстроенного Рона.
Гермионе было бы еще больше жаль Рона, если бы он не попытался отнять у нее дочь. Она обняла Диану и почувствовала себя легче, чем когда-либо за последние недели, зная, что меньше чем через час она будет далеко отсюда.
Диана проигнорировала призыв мистера Симэна и ловко подтолкнула Гермиону к выходу, но Молли вдруг шагнула вперед и заблокировала дверь, прежде чем они успели выйти. Застигнув Гермиону врасплох, Молли набросилась и сильно ударила ее по лицу, заставив отшатнуться от неожиданного нападения.
— Теперь ты несешь прямую ответственность за разрушение жизней двух моих детей, ты, надменная сучка, — Молли была так зла, что ее прерывистое дыхание слышалось даже сквозь потрясенные вздохи, раздающиеся в зале суда. Гермиона почувствовала, как к ней возвращается гнев, и уже собралась ответить бывшей свекрови, когда почувствовала, как чья-то рука схватила ее за запястье. Она удивленно оглянулась на Рона, который стоял над ней, выглядя абсолютно мертвенно-бледным, но смотрел при этом на Молли.
— Мам, если ты когда-нибудь снова прикоснешься к Гермионе, это будет последний раз, когда увидишь меня, — рычание сына вывело Молли из гнева, и она уставилась на Рона, будто он говорил на языке, которого она не понимала.
— Рон?.. — растерянно пробормотала Молли, но тот уже оттащил Гермиону от матери и вывел из зала суда, а Гермиона все еще была слишком удивлена его действиями, чтобы возражать, даже когда вокруг них начали вспыхивать вспышки колдографов.
— Гермиона, — тихо произнес Рон, и голос его был полон раскаяния. — Мне очень жаль, ты же знаешь, как это бывает с моей мамой, но сейчас ей нет никакого оправдания… — Рон тряхнул головой, словно пытаясь пояснить ей… все, что произошло. — Вся эта история взорвалась сейчас несоразмерно, и теперь я даже не смогу видеть своих детей по крайней мере три месяца, потому что слушал своего скользкого… — он снова замолчал, будто намекая, что собирается сказать.
— …в любом случае, я знаю, что в последнее время вел себя как мерзавец, и мне жаль, я никогда не хотел причинить тебе боль. Может быть, когда-нибудь ты поверишь в это, — Рон наклонился и нежно поцеловал Гермиону в лоб, прежде чем повернуться и уйти по коридору, полностью игнорируя требования репортера сделать заявление.
Гермиона чувствовала себя ошеломленной и совершенно растерянной, но, к счастью, Диана взяла инициативу в свои руки и быстро повела ее к запасному выходу, предназначенному только для служебного персонала, минуя репортеров, которые были похожи на акул с безумным аппетитом после того, как те учуяли кровь. Гермиона рассеянно удивилась, почему здесь так много репортеров, но выбросила эту мысль из головы. Уже скоро они достигли точки аппарации.
Диана с беспокойством посмотрела на Гермиону, замечая разбитую губу и большой красный отпечаток ладони, резко выделявшийся на бледном лице Гермионы. Той показалось, что она услышала, как Диана резко пробормотала:
— Что за проклятая женщина. Она не должна появляться на людях, — прежде чем скрыть свой гнев и широко улыбнуться Гермионе.
— Ну, дело сделано, и ты даже получила больше, чем мы просили, так что я считаю это победой. А теперь иди домой и прими душ, а через несколько часов увидимся в Малфой-мэноре и поднимем тост, чтобы отпраздновать это, — она еще раз обняла Гермиону, прежде чем та успела аппарировать.
Гермиона была озадачена тем, почему Диана тоже приглашена на вечер у Малфоев, но решив, что ее это не касается, так как все равно не пойдет на прием, она тепло сказала:
— Спасибо за твою помощь, я действительно не смогла бы сделать это без тебя. Мне очень жаль, но я уже послала извинения Драко и Пэнси, я уезжаю во Францию сейчас и увижусь с тобой только через неделю… или три, — радостно добавила Гермиона.
Гермиона не заметила несколько испуганного выражения лица Дианы, не услышала, как та отчаянно зовет ее назад, и не увидела, как высокая фигура Люциуса Малфоя поспешно приближается к ней, когда аппарировала прочь. Она думала только о том, что на ближайшие две недели станет действительно свободной женщиной.
Глава 24
Гермиона вздохнула, еще глубже зарывшись босыми ногами в песок. На этой неделе было не по сезону тепло, и она наслаждалась каждой минутой, проведенной на вилле у Гарри. Та была расположена на северной окраине Поркероля, самого большого из трех островов, расположенного у южного побережья Франции и раскинувшегося на семь километров в длину и на три в ширину.
Здесь было потрясающе красиво, да и вообще, весь этот остров был именно тем местом, где Гермиона бы мечтала провести свой медовый месяц. Эвкалипты и сосны наполняли воздух божественными ароматами, а песчаные тропинки вели к множеству частных пляжей с белым песком, которые почти волшебно обрамляли лазурные воды Средиземного моря.
Вилла у Гарри была потрясающей. В ней было шесть больших спален, у каждой из которых оборудована персональная ванная. Главная спальня была больше, чем вся ее первая квартира. Но Гермиона выбрала другую, чуть меньше, расположенную через холл с захватывающим видом на море. Она была красиво оформлена в сине-белых оттенках, имела кровать королевских размеров, окруженную прозрачными белыми занавесками, лениво развевающимися на ветру, дующему из открытых французских дверей.
Гермиона недоумевала, почему Гарри так недооценивает это место. Ей оно очень нравилось… Когда несколько лет назад он объявил, что покупает на французском побережье дом, Гермиона почему-то представляла себе небольшой, но уютный и симпатичный коттеджик. И ни в коем разе не могла подумать, что это будет такая чудесная вилла…
Гарри сказал ей, что купил виллу, чтобы у них с Джинни появилась возможность уединиться, когда отношения станут совсем уж невыносимыми. Но, спросив его об этом еще раз, через два года, тот признался, что идея Джинни сбежать представляла собой только "сбежать в Нору, к маме". И что после двух дней, проведенных здесь, Джинни начинала проситься обратно, в Англию.