— Нет, они не уменьшают клетки. Ты несешь чепуху, Вырубала.
— Это наша химия — чепуха по сравнению с их трюками. Обладая такой, как у них, фармацевтикой, человек сможет жить вечно. Я хочу сказать, что ты оседлал правильного скакуна, вот только сидишь на нем задом наперед. Проавиты утверждают, что бессмертны, так?
— Они в этом абсолютно уверены. Если бы они умирали, то узнали бы об этом первыми. Так сказала Нокома.
— Что? У туземцев есть чувство юмора?
— Некоторое.
— В любом случае, Керан, ты не осознаешь всей важности открытия.
— Наоборот, я единственный, кто ее понимает. Если проавиты бессмертны, значит, старейшие из них до сих пор живы. А раз они живы, значит, я смогу узнать, как зародился их, а возможно, и любой другой, вид.
Вырубала превратился в разъяренного быка. Его лицо налилось кровью, его глаза страшно вращались. Он раздул ноздри, взрыл копытом землю и издал протяжный рев:
— Да наплевать, как это зародилось, идиот! Главное, что у этого нет конца!
Рев настолько громкий, что холмы вернули эхо:
— Да наплевать… идиот…
Керан Свайсгуд отправился к Нокоме — по ее приглашению, но без нее самой. Он знал, что ее сейчас нет дома. Это было подловато, конечно, но в экспедиции подлость давно стала стандартом де-факто.
Без сопровождающего будет проще разузнать о девятистах бабушках и пресловутых живых куклах. Он выяснит, что происходит со стариками, если они и вправду не умирают, и откуда взялись самые первые проавиты. Вторгаясь в чужой дом, он рассчитывал на врожденную вежливость жителей астероида.
Дом Нокомы вместе с остальными домами располагался в зарослях на вершине большого плоского холма — Акрополя проавитов. Постройки были вылеплены из глины, хотя и с некоторым изяществом. Казалось, они растут прямо из холма и являются его частью.
Керан поднялся по извилистой мощеной тропинке и вошел в дом, на который ему однажды указала Нокома. Он прокрался внутрь и столкнулся лицом к лицу с одной из девятисот бабушек… такой, скрываться от которой не было необходимости.
Маленькая бабушка сидела и ласково улыбалась. Они поговорили — без особых трудностей, хотя и не так легко, как с Нокомой: та понимала его с полуслова. Потом на зов бабушки вышел дедушка, и он тоже улыбался. Рост стариков был немного меньше, чем у проавитов активного возраста. Они излучали благожелательность и безмятежность. Их окружала особая атмосфера с едва уловимым ароматом былого — сонная, располагающая к воспоминаниям, почти печальная.
— Есть тут кто-нибудь старше вас? — спросил Керан.
— Очень-очень много! Никто не знает, сколько, — ответила бабушка и позвала других бабушек и дедушек. Те были еще старше и пониже ростом — они едва ли достигли бы пояса взрослого проавита. Маленькие и сонные, все они улыбались.
Теперь Керан знал, что проавиты не носят масок. Чем старше, тем интереснее и выразительнее были их лица. Только лицо юного проавита могло вызывать сомнения. Маски не способны передавать такую спокойную и светлую улыбчивость старости. Материал со странной структурой был их настоящей кожей.
Старые-престарые, улыбчивые, доброжелательные, слабые и сонные — здесь, должно быть, были собраны десятки поколений этих существ, вплоть до самых старых и самых маленьких.
— А самые старые из вас — насколько они стары? — спросил Керан у первой бабушки.
— Ну раз мы вечны, то и считаем, что все мы одного возраста, — ответила бабушка. — Конечно, это не так, и возраст у нас разный. Но спрашивать об этом бестактно.
— Вы не знаете, что такое лобстер, — сказал Керан, дрожа от нетерпения. — Это существо обитает на Земле. Лобстер безмятежно варится в котле, если только вода нагревается медленно. Он не беспокоится, потому что не понимает, что нагрев воды связан с опасностью. То же самое происходит сейчас со мной. Я скольжу с вами от одного поколения к другому, и моя доверчивость не бьет тревогу. Если я буду узнавать вас шаг за шагом, есть опасность, что я во все поверю. Я уже верю в ваше существование, потому что вижу вас и могу вас потрогать. Что ж, я готов свариться, как лобстер, но не отступлюсь. Есть тут кто-нибудь старше вас?