— Успокойтесь, господин поручик. Не будем учить друг друга, — мягко остановил его Перепелкин. — Поверьте, командование знает обстановку и принимает верное решение. Это вам, как моему адъютанту, должно быть хорошо известно. Странно, что вы волнуетесь. Перестрелка пустяшная. Это забавляются юнкера.
— Я не могу быть здесь спокоен, когда там идет бой.
— Говорит фронтовая струнка. Мне нравится ваш задор. Возьмите машину и поезжайте проверить заставы.
— Слушаю-с, господин полковник.
Лил дождь.
Мягко мчался автомобиль по мокрым улицам. Колеса, попадая в лужи воды, разбрасывали вокруг фонтаны брызг. Город, казалось, спал.
…Страстная площадь. Задумчивый чугунный Пушкин смотрит на ветхие стены и колокольни Страстного монастыря. Кругом снуют вооруженные фигуры. Вверх по Тверской слышна перестрелка.
— Пароль?
— Отзыв?
…Господин адъютант во вверенной мне заставе налицо сорок пять штыков, два пулемета… за время дежурства трое убиты, пятеро ранено, противник совершает налеты со стороны Садовой. В остальном происшествий не случилось.
— Дзинь! — с треском разлетелось стекло в дверцах автомобиля.
— Пошел…
…Каменный мост. Мутная Москва-река точно покрыта маслом и тускло отражает светлые пятна фонарей набережной. Величественный храм Спасителя, будто бы важный сановник, с презрением смотрит на Замоскворечье.
Льет дождь. Кругом лужи.
— Пароль?
— Отзыв…
— В заставе тридцать штыков, один пулемет… убитых пятеро, ранен офицер… Не случилось…
— Пошел… Быстрее, шофер.
…Кремль. Дрожит старый зубцами стен своих. Грустно, точно заупокойную, отзванивает колокол: Дом… дом… дом! Нахмурились темные Торговые ряды. Застыл Василий Блаженный в скоморошьих нарядах колоколен и башен. Грязным пятном чернеет Лобное место. Машет железной рукой Минин. Задумался Пожарский. Всюду ходят дозоры, разъезжают конные патрули. На всех углах заставы.
— Отзыв.
— Господин адъютант… тридцать штыков… восемь убитых, четверо ранено, прикомандировано сто сабель.
…Происшествий не случилось.
…У Сухаревой башни автомобиль попал под обстрел. Звонко цокали пули о кузов и стены машины. Автомобиль окружили пять темных фигур. Сквозь шум дождя и стук мотора слышны крики.
…Офицер!
— Так и есть.
— Вылезай, как арестованный.
— Нет, пока не арестованный. Получайте, бунтовщики! Сергеев в упор стреляет сразу из двух браунингов. Темные люди хотят бежать, но, сраженные, падают на землю.
— Работает машина? Пошел, шофер. Гони во весь дух.
…Господин полковник! В заставах все благополучно. Есть, правда, убитые, но…
— Послушайте, поручик. Где вы потеряли один погон?
— Он сорвал пулей. Проклятые, — проскрипел зубами Сергеев. — Все-таки сорвали.
— Не беда, скоро вы наденете новые с двумя просветами.
— Благодарю.
— Кстати, по телефону вас спрашивала дама. 00-6-02.
— Ага. Центральная. Дайте… Тамара Антоновна? Вы еще не уехали разве? В гостинице Люкс? Приду. Вам страшно? Стреляют, ха-ха! Пустяки. Там сильная застава, не беспокойтесь. Прощайте, моя любимая. Спешу, спешу.
— Разрешите, господни полковник?
— Конечно, что за разговоры. Целуйте вашу даму за меня.
— Пей, Витенька, милый мой. Какой ужас! Они бунтуют, эти воры и разбойники.
— Конечно! Но этот бунт им дорого обойдется.
— Неужели всех расстреляете?
— До одного. Сегодня я пятерых собственноручно застрелил.
— Вы мой герой, Витенька. Такой бесстрашный. Но не делайте мне больно.
— Простите… Я знаю этих хамов. Целые годы был вместе с ними в окопах. Ужасно темны, злы и невежественны. Их только плетью да свинцом учить.
— Да, да. Ешьте, пейте, мой хороший.
Сергеев сидел у стола, заставленного закусками, бутылками вина, конфетами и цветами. Мягкий электрический свет струился сквозь зеленый абажур настольной лампы. Правой рукой поручик держал бокал с вином, а левой непринужденно ласкал полное тело своей соседки.
— Вы скоро из Москвы, Тамарочка?
— Дня через три. Как успокоится, выеду. Сейчас опасно. У нас в имении, говорят, разгром.
— Вы бы вернулись назад, к мужу.
— А ты бы хотел?
— Только во имя вашего благополучия.
— Какой ты забавный, Витя. И почему ты меня называешь на вы? Но не шали. Пусти… Нехорошо. Ведь больно мне. Потом.
— Тамарочка, вот выпей. Я произнесу тост за скорую победу, за уничтожение всей черни, всех бунтовщиков.
— И за нашу любовь.
— Ха-ха-ха, — смеялся захмелевший Сергеев. — И за нашу любовь. Любовь и кровь. В этом созвучии много внутреннего смысла. Но как я вырос. Как ненавижу я…