Полковник Филимонов, ставивший на карту маленькие суммы, глядел на поручика, укоризненно покачивая головой. Потом, что-то спросив у своего соседа, стриженого под ежик офицера, подошел к Сергееву, отвел его в сторону от игорного стола и спросил:
— В пух и прах, поручик?
— Да, господин полковник. Слушайте, не займете ли вы мне…
— Ничего на карточную игру не займу, все равно проиграете, а на другое — с удовольствием.
— Воля ваша.
— Послушайте, Сергеев. Я хочу сказать вам, как старший, уже поживший человек.
— Слушаю.
— Оставьте эту даму в покое. Она на своей душе имеет не одни крупный грех.
— Это вы о ком, господин полковник?
— О вашей соседке.
— О княгине Баратовой!
— Она такая же княгиня, как я с вами верблюды.
— Так, так.
— Видите ли, ее тут отлично знают. Это типичная авантюристка. В прошлом она — шантанная певичка. Поверьте, она вам не пара. К тому же она на содержании у Бахрушина.
Сергеев вспыхнул.
— Благодарю за совет, полковник, но в дальнейших ваших советах я не нуждаюсь.
Филимонов пожал плечами, зевнул в кулак и отошел в сторону.
Игра закончилась в два часа ночи. Сергеев, скучая, пил вино, смотрел на игравшую Баратову с тщетной надеждой поймать ее взгляд. Княгиня была так сильно увлечена игрой, что за два часа даже не посмотрела в его сторону.
И только тогда, когда гости начали расходиться, прощаясь с хозяином, Ирина Львовна вдруг подбежала к нему и, шутливо ударив его по руке, произнесла:
— Вы несчастливы, Виктор Терентьевич. Что, проигрались?
— Нет, почему же… Мне просто надоела игра, я не люблю карты.
— Ах, вот что. А мне показалось, что вы их любите не меньше моего… когда вам везет. Ха-ха!
— Ирина Львовна, вы не раздумали ехать?
— Конечно, нет. Но дело за деньгами. Если бы у меня было ну… ну, десять тысяч рублей наличными, я бы сию минуточку отправилась с вами куда угодно.
— Ирина Львовна, я достану вам больше…
— Вот как? Я не беру слов назад. Достаньте десять тысяч рублей, тогда я ваша и еду с вами в любое место, хотя бы на край света. Я такая. Давайте, выпьем за дружбу.
Они выпили по бокалу шампанского. Сергеев захмелел.
— Вы любите кого-нибудь? — спросил он шопотом.
— Ах, милый, что за вопрос? «Любовь — такая глупость большая…» Ну, вот, вы мне нравитесь. Рады? Но тише, тише. Я целоваться не намерена. Помните, что пока я не ваша. Надеюсь, завтра увидимся. Заходите запросто.
— Как, разве вы здесь квартируете?
— Да, Бахрушин — мой… родственник. Ну, прощайте. Жду.
Тамара Антоновна крепко спала, когда Сергеев, раздевшись, юркнул под одеяло.
— Витенька, ты? — сквозь сон прошептала женщина.
— Да, Тамарочка.
— Все заседаете?
— Заседаем.
— Милый, милый…
…Сергееву не спалось. У него пересохло во рту, в голове мчались мысли, словно туча песка в бурю.
«У нее есть деньги… Много. Сто пятьдесят тысяч. На что ей столько! Я имею право на часть денег. Ведь я спас и деньги и ее. А вдруг не даст? Ну, что тогда? Разве отнять? Нет, невозможно. Будет невероятный шум, крики, позор. Нет, нет, ни за что. Тут нужно что-то другое».
Рядом с ним лежало горячее, полное женское тело. Рука Тамары Антоновны безмятежно покоилась на его груди. Но он уже не чувствовал в ней женщины и всей существом своим тянулся к той — княгине.
«Ну, содержанка… Что ж из этого! Обольстительная женщина. Что перед ней Чернышева или эта Преображенская? Куча навозу и жемчуг. Нет, она должна быть моей во что бы то ни стало».
Лаской разбудил он Тамару Антоновну.
— Послушай, милая. Я завтра уезжаю.
— Разве? Куда? — женщина зевнула.
— В командировку.
— Надолго?
— Может быть, навсегда.
— Ну, уж и навсегда. Увидимся еще. Но как это неприятно.
— Тамарочка, я беспокоюсь за тебя.
— Это напрасно. У меня есть друзья и средства. Но спи, мой милый мальчик. Мне ужасно спать хочется.
Женщина повернулась к нему спиной, сладко чмокая губами, снова заснула.
— А, вот как ты, — зло прошептал Сергеев. — Мой отъезд для тебя безразличен. Я просто один из многих, принадлежавших тебе. Нет! Я дорого обойдусь тебе. Я возьму твои деньги, грязная баба.
В номере — темно. Еле светится красный ночник. Сквозь штору окна просвечивается рассветная синь.
Сергеев осторожно соскользнул на пол, на цыпочках подошел к креслу, на котором лежало платье Преображенской. Торопливо порылся в нем. Вот ключи. Он осторожно, все время оглядываясь на спящую, подошел к чемодану, открыл его, достал ридикюль и вынул из него пакет с деньгами.