— Какой ты умный и смелый. Именно таким должен быть мужчина. Я люблю тебя.
— Не надо здесь целоваться. Неудобно, Ирка. Сейчас будем дома. Кстати, знаешь, позабыл я сообщить консулу, что этот план давно уже согласован с послом. Но он, кстати, уехал в Англию.
— Когда уезжаешь, Витя?
— Сегодня.
— И я с тобой.
— То есть как? Что ты, Ира!
— Непременно. В качестве кого угодно. Хотя бы секретаря. Ну, без разговоров.
— Здравствуйте, Ксандр Феоктистович.
— Но, простите, я вас не узнаю.
— Не узнаете старых друзей? Поручика Сергеева забыли?
— Разве это вы? Но усы…
— Дело рук парикмахера… И, ради бога, тише.
— Но нас никто не может подслушать. Говорите, не стесняясь. Кстати, кто с вами?
— Мой секретарь. Но время — деньги… Вот вам от господина Тошнякова письмо.
— Хорошо, сейчас прочитаю. Кстати, как вы довезли мою супругу?
В ответ Сергеев промолчал.
Разговор происходил в квартире полковника на границе Персии.
— Но почему молчите, Виктор Терентьевич?
— Разве вы не получили телеграмму?
— Нет. Вы ведь сами испытали военное передвижение. Радиостанция была испорчена. А другим путем к нам две недели езды наисквернейшей в мире дорогой. Но в чем дело, что случилось?
— Ваша супруга убита и ограблена, — твердо сказал Сергеев.
— Как… что? Не может быть!
— Но это так. По-видимому, дело рук большевиков.
— Какой ужас… И деньги… Господи… Преображенский заплакал, уткнув лицо в ладони рук.
Поручик, бледный, как полотно, вызывающе глядел на Баратову. Но та сохраняла невозмутимое выражение лица.
Молчание, в котором слышались лишь всхлипывания полковника, стало тягостным. Его нарушил Сергеев.
— Ксандр Феоктистович. Ваше горе безмерно, — отчеканивая слова, сказал он. — Но, поймите, момент не для слез. Я рекомендую вам немедленно прочитать письмо, так как время не терпит.
Преображенский перестал плакать.
— Простите, Виктор Терентьевич, слабость старика. Конечно, от большевиков я всего ждал, но только не этого… Конечно. Нужно преисполниться мужеством, чтобы мстить, чтобы свергнуть этих ужасных бандитов.
Полковник достал из кармана платок, громко высморкался, потом распечатал конверт и приступил к чтению письма.
— Но, господа, это невозможно, — сказал он, когда окончил чтение. — Наш вождь рекомендует мне во что бы то ни стало удержать бригаду на позиции. Несмотря на отделение от центра, в солдатской среде брожение. Одна только наша бригада из всей армии осталась на фронте, и то только потому, что она изолирована двухнедельной дорогой. Я принял ее в ужасном состоянии, с трудом пристроился. Правда, веду свою работу. Но солдаты повинуются постольку, поскольку мои приказы не расходятся с волей комитета, поскольку нет военных действий и наконец нет транспорта для перевозки.
— Невозможного ничего нет, Ксандр Феоктистович. Я берусь вам доказать обратное. В бригадном комитете есть большевики?
— Да.
— Есть члены комитета, что на вашей стороне?
— Почти нет. Два офицера, и те боятся за себя.
— Это не беда. Каким образом вы сноситесь с центром? Разумеется, срочно?
— Установили искровую станцию.
— Ну, вот, слушайте внимательно. Я у вас не поручик Сергеев, а комиссар Совета народных комиссаров Сергеевский.
— Но…
— У меня в полном порядке документы. Задача состоит в том, чтобы на два-три месяца задержать здесь, у персидской границы, бригаду. Турки, разумеется, не посмеют воевать. А союзникам важно выиграть время. Кстати, английская миссия пересылает вам пять тысяч фунтов на это предприятие.
— Спасибо. Но как же все-таки…
— Все продумано. Завтра утром отсюда я направлюсь в бригадный комитет, поговорю, дам директивы. Тем временем вы подготовите своего человека на радиоприемнике.
— Но там масса солдат.
— Нужно устроить, где можно, купить. Дайте пятьсот фунтов за ложную депешу и молчание.
— Нет, уже лучше из ваших сумм.
— Конечно. Остальное все будет отлично.
— Но как же я? Ведь со мной расправятся, как только выяснят.
— Недели через три, судя по обстановке, вы сдадите кому-нибудь бригаду и уедете на север. Кстати, в Екатеринодаре полковник Филимонов. Он вас с удовольствием примет.
— Разве он еще не генерал?
— Нет, но будет. Мы там готовим переворот.
— Хорошо, будем действовать. Но предупреждаю, мы рискуем жизнью.
— Господин полковник, — сказала Баратова. — Эти слова не похожи на вас.
— Сударыня, я не о себе.
— Тогда не обо мне ли? Не беспокойтесь, пожалуйста, я риск люблю. Кстати, я остановлюсь у вас, как ваша родственница.