О, пожалуйста.
Побродив по городу, около десяти часов утра Сергеев смело вошел в помещение бригадного комитета.
В комнате, засоренной окуркам, бумажным мусором, за простым, деревянным столом сидело восемь военных — двое офицеров и шестеро солдат. Как видно, шло заседание. На вошедшего никто не обратил вникания, и поручик, усевшись на свободной скамье у окна, стал внимательно вслушиваться в разговор.
— Мы, как большевики, обязаны подчиниться, — говорил надтреснутым голосом приземистый коренастый русобородый солдат.
— Сами слышали радиу «Всем, всем, всем». Мир, и больше никаких. Зачем же нам сидеть тут? Бают, армия вся ушла.
Ему возражал солдат, высокий, худой, как щепка, с пушистыми белыми усами.
— Пока нет приказу — нельзя. Мы не против мира, но нужно в порядке чтобы. Вот получим приказ и сымемся с фронту.
— Чего нам приказ. Слышали, небось, приказ по радио: «Мир солдатам, долой грабительскую». Солдаты ж требуют.
— Нельзя так, товарищ Мирошин, — в один голос возражали оба офицера. — Все мы революционеры. Но все мы пока на военной службе и обязаны ждать приказа. Кроме того, у нас нет продовольствия. Нужно им запастись. Ведь около трех недель потребуется на переход, пока мы дойдем до железной дороги.
— А солдаты говорят, что офицеры продались. Нужно, мол, самим.
— Вы же подстрекаете!
— Чего там, подстрекаем!
— Один шаг до бунта.
— Солдаты все равно снимутся.
— Нет. Надо не допустить.
— Вот увидите.
Сергеев поднялся со скамьи, подошел к столу и сказал удивленным членам комитета:
— Солдаты оставить фронт не должны.
— Почему?.. Кто такой?
— Что ты за птица?
— Не должны потому, что такая воля советской власти.
— Откуда знаешь?
— Брось пули отливать.
Сергеев встал в позу, гордо закинул назад голову и раздельно сказал:
— Я — уполномоченный Совнаркома по делам Закавказья. Специально приехал к вам, чтобы дать приказ от Совнаркома.
Солдат, называвший себя большевиком, всей пятерней почесал свою бороду и подозрительно спросил:
— У вас есть мандат, товарищ?
— Вот он.
— А партийная карточка?
— С собой не захватил, думал, что достаточно мандата.
— Смотрите, вот подпись Ленина.
Каждый член комитета с напряженным вниманием прочитал переданную Сергеевым бумагу.
Наступило недоуменное молчание. Наконец русобородый солдат сказал:
— Так какие же указы, товарищ Сергеевский?
Поручик немного помолчал, мобилизуя в своей памяти все, что слышал и знал о большевистских идеях и лозунгах.
— Товарищи, — сказал он, — советская власть против войны, но нам угрожает опасность от империализма. Турки хотят итти на Москву. Вот советская власть просит вас продержаться здесь один-два месяца, пока подоспеет революционная армия. Они сменят вас. Думаю, что понятно.
— Понятно. Только мы с Баку говорили. Там ведь советская власть. И нам предложили сняться с фронта.
— Не может быть. Я сам был в Баку. Тут какая-то контрреволюционная махинация.
Члены комитета молчали.
— Товарищи, если не верите мне, пойдемте на радиостанцию и поговорим с Москвой или Питером.
— Да, надо пойти, — согласился с ним русобородый большевик.
— Тогда пойдемте. Давайте при мне решим этот вопрос. Я сегодня же должен буду выехать в Тифлис.
— Вам бы надо было с солдатами поговорить.
— Нет, не могу, не успею. В моем распоряжении два-три часа. А в Тифлисе очень неспокойно.
— Пошли на радио.
В будке, где помещался радиоприемник, стоял полумрак. Где-то неподалеку шумел электромотор.
— Кто дежурит? — спросил солдат-бородач, оказавшийся председателем бригадного комитета.
— Я дежурю, — ответил юркий человек в радионаушниках.
— Ага! А вы чего здесь, полковник?
— С обходом, как администратор.
— Так. Скажи, друг, с Москвой говорить можно?
— Можно. Как раз Москва принимает, — ответил человек в наушниках.
— Так вот спроси, — сказал председатель комитета и начал диктовать длинный вопрос, суть которого сводилась к основной мысли, верно ли, что Совнарком предлагает бригаде не сниматься, а выжидать.
Шло время, настукивал под умелыми пальцами радиопередатчик. Телеграфист бросал односложные восклицания вроде: наострил, поймал, слышит, обещают через пять минут дать ответ.
В промежутке ожидания Сергеев, сделав серьезное лицо, спросил у председателя комитета: