— Даешь.
— Пускай забирается на крышу.
Васяткин вместе с матросом вскоре появились над толпой. Хотел говорить Васяткин, но комиссар властно отстранил его и начал сам:
— Привет вам, товарищи, от нашего ревкома.
— Доло-о-о-ой!
— Нечего кричать долой, — продолжал матрос. — Тут кто-то провокацию сеет, будто мы в вас хотим стрелять.
— А оцепление зачем?
— А пулеметы? — загудели сотни голосов.
— Не для вас, — покрывая собой общий шум, громким голосом кричал матрос. — Нам сообщили, что с вами едут враги советской власти, офицеры. Их мы хотим арестовать.
— А оружие зачем требуете?
— Не дадим!
— Будет скверно, если не дадите оружия.
— Кому будет плохо? Угрожаем? Ах, ты такой-сякой!
Толпа заколыхалась.
— Не угрожаю. А для советской власти будет плохо.
Толпа настороженно замолчала. Но матрос продолжал:
— У нас на Кубани белая гидра поднимает голову. В Екатеринодаре офицерские и кадетские банды восстали. Они движутся сюда. Они уже перебили сотни солдат. А у нас нет оружия, чтобы защищаться и защищать резолюцию. Генералы хотят отнять землю и свободу. Вот почему мы просим у вас оружия. Не хотите отдать, так помогите нам раздавить белых.
— Это другое дело!
— Так бы и давно!
— Это мы можем, раз охвицеры бунтуют.
— Пусть говорит Васяткин.
Матрос отошел к краю крыши. Солдаты сгрудились у вагона. Все затихло.
— Товарищи, — своим негромким, но проникновенным и всюду слышным голосом начал говорить Васяткин. — Советская власть просит у нас помощи. Ревком думал, что мы не захотим воевать за советскую власть. Поэтому просил у нас оружия. Но они ошиблись. Верно, товарищи? Наша дивизия уже арестовала своих офицеров. Она сама снялась с фронта и не только затем, чтобы разойтись по домам, но и чтобы помочь укрепиться советской власти. Верно говорю, товарищи?
— Правильно.
— Все за советскую власть! — единодушным криком ответила толпа.
— Я заверил ревком, — продолжал Васяткин, — в том, что мы не уедем на север до тех пор, пока не раздавим здешнюю контрреволюцию. Согласны, товарищи?
— Постоим за советы.
— Пойдем на Екатеринодар.
— Покажем офицерам, как бунтовать против нашей власти.
— Охрану пускай уберут, офицеров и так выдадим.
Пока шли приготовления к выступлению, в штабном вагоне разрабатывали оперативный план. У всех членов комитета настроение было приподнятое.
— Солдатам не терпится помериться силами с офицерьем, — говорил Гончаренко.
— Сейчас привезли подарки от ревкома, — вторил ему Нефедов.
— А солдаты не берут, — говорят, не за подарки боремся.
— Молодцы ребята, не подкачали.
— Ну вот и решили. Полк на Тихорецкую, бригаду на Екатеринодар. Остальные останутся на Кавказской. Едем эшелонами. Под городом сгружаемся. Вы нам даете бронепоезд?
— Да, — утвердительно кивнул головой матрос. — И санитарный поезд даем.
— Ну, все. Пообедают солдаты — и выступим.
— И я с вами, — заявил матрос.
— А теперь пошли в штаб главнокомандующего.
Во время обеда Маруся отозвала в сторону Гончаренко.
— Ухожу я, Вася.
— Куда? Чего не сидится?
— Трудно мне… Зачем?
— Куда уйдешь?
— В санитарки пойду. Пользу тоже принести хочется.
— Ну, прощай. Хорошее дело.
— Васенька, я к тебе буду заходить навещать. Можно?
— Заходи, пожалуйста!
— Поцелуй меня, милый, любимый, на прощанье поцелуй.
Гончаренко, махнув рукой, отошел в сторону. А Маруся, оставшись на месте, с укором посмотрела ему вслед.
Сколько здесь было войска?
Армия хитрого Воронина, бесстрашного Ратамонова, и всякие военно-революционные отряды: баталпашинцы, устьлабинцы, некрасовцы, пятихатковцы, отряд кубанцы, просто кубанцы, георгиевцы, просто лабинцы, елизаветинцы, урюпинцы и многие еще — и пешие и конные.
А сколько разных начальников и каких начальников!
Черноусов, что сам зарубил потом сотню офицеров под Тихорецкой, матрос Борщов, который ни бога, ни чорта не боялся и со своими двумя сотнями терцев расколотивший около двух тысяч алексеевцев, вешавший каждый генеральский погон на хвост своего скакуна. Были здесь и начальники без войска, как черноморский Тихомиров, утверждавший, что за ним идет тридцать тысяч и что только сидят они пока дома, так как о мелкие дела не хотят руки пачкать.
Находились в революционной армии Северного Кавказа и такие начальники из офицеров, как Воронин — казак, например, что одним глазом своим косил на совет, а другим на штаб добровольческой армии корниловцев и алексеевцев.