«Вот тебе и одиночество», — с горечью подумал Аслан. Он еще не знал, что такое непогода в горах, вблизи от пропастей.
Собранная за время отдыха энергия внезапно покинула его, он почувствовал сильную усталость и с трудом вытаскивал из снега отяжелевшие ботинки. Аслан часто терял равновесие и опирался на ледоруб. Сначала он надеялся скоро привыкнуть к ходьбе по такому снегу, но когда закружилась голова и потемнело в глазах, он весь сжался и затих — страшная мысль поразила его. Закрыв глаза, он стал шарить по карманам, достал банку с компотом и с жадностью выпил все до капли. Потом он достал конфеты и начал их сосать, скупо собирая во рту сладкую слюну и потом глотая ее, словно эликсир жизни. Постепенно страх, превратившийся в живое существо, невидимым драконом вонзил в него клыки, безжалостный и бессердечный, белоглазый ужас. Сильное желание спастись, выжить вдруг подтолкнуло Аслана, вынудило его идти дальше. Он согнулся, встал на четвереньки и стал искать свои утренние следы.
Тщетно.
Вдруг снег стал оседать под ним. Из-под земли послышался глухой гул. Волна воздуха ударила Аслану в лицо. Воздух был холодный, словно пропущенный через ледяное сито. «Я на краю пропасти!» — пронзила мозг страшная мысль. Аслан выкрикнул какое-то несуществующее, непонятное слово и на четвереньках, как зверь, отпрыгнул назад.
Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. Немного, на один маленький шажок отступил туман и загустел, стал плотной стеной. Аслан пришел в себя. Он лежал на снегу, ломило ушибленные руки и ноги, в голове стоял странный звон. «Наверное, я замерзаю, ведь я не двигался с тех пор, как упал», — подумал он и дернулся, как ящерица, которую пристукнули камнем. Он вполз на вершину снежного холма и только сейчас заметил пропасть. Голубоватая ледяная стена глядела на него чудовищным глазом, подернутым мутной пеленой. Вода на дне, как паук, дожидалась своей жертвы. Аслан знал свойство этой воды: сама по себе она не замерзает, но стоит попасть в нее постороннему предмету, будь то камень или комок земли, птица или человек, она в ту же минуту кидается на него, слоями оборачивает вокруг лед, сжимает и замораживает.
Не отрываясь от снега, Аслан испуганно отполз назад, из кармана его куртки выскользнул карандаш и полетел в пропасть. Аслан невольно взглянул вниз, и ему показалось, что карандаш всплыл на поверхность и, высунув кончик, тут же застыл. Аслан пересилил себя и поднялся. Туман немного рассеялся, и теперь безнадежность его положения стала еще очевидней. Он со всех сторон был окружен пропастями, он был у них в плену. Выбраться отсюда было невозможно, и любая попытка так же бессмысленна, как прыжок с самолета. Правда, между этими расселинами существовала дорога, которая, по счастью или по несчастью, вывела сюда Аслана, но отыскать ее было немыслимо. Один ложный шаг — и очутишься в пропасти.
Через четыре-пять часов опустятся сумерки, настоящие вечерние сумерки. И тогда уже и Аслана никто не отыщет и он сам не найдет дороги. А остаться здесь ночью — без палатки, без спального мешка — значило умереть.
Несколько раз подступал к нему страх смерти. Наконец сердце как будто примирилось с этой мыслью, и тогда заработал рассудок. Сам по себе, словно сторонний доброжелатель.
В кармане у Аслана была капроновая веревка, крепкая и надежная. Он выберет самое узкое место самой маленькой пропасти, закрепит во льду ледоруб, привяжет к нему один конец, другой прикрепит к поясу — и перепрыгнет через расселину. Руками он уцепится за противоположный край. Если не удержится — не беда, повиснет над пропастью, взберется обратно по веревке и снова попытает счастья. Но когда все было готово, Аслан почувствовал, что страх не позволяет ему решиться на этот отчаянный прыжок. Он не альпинист и никогда им не был. Он неопытен и труслив. Он топтался на месте, словно усталая собака, хотел кричать, но и этого побоялся. С пеной у рта, с отвисшей челюстью, быстрыми нервными движениями он ощупывал свое тело. Чтобы убедиться, что он еще жив. Он, оказывается, очень любил себя.
«Как нелепо я гибну… Гибну? Я?! Почему я должен погибнуть? Почему? Почему?..» Он закрыл лицо руками и зарыдал. Ему стало жалко себя, хотелось приласкать свои крепкие плечи, в которых играла горячая кровь, короткие и некрасивые, но такие знакомые пальцы, которые после его смерти такими же и останутся, только он этого уже не увидит…