Отстояв очередь, Пис получил конверт, на котором стояло его имя, и костюм, сработанный из материи, весьма напоминавший гофрированную бумагу. Порадовавшись тому обстоятельству, что Легион снабжает отпускников чистой одеждой, Пис вскрыл конверт и обнаружил, что из причитавшихся ему трехсот монет, сто вычтены за бумажный костюм, а еще сорок перечислены в полковой пенсионный фонд. Последнее, учитывая среднюю продолжительность жизни легионера прямо намекало на коррупцию в высших сферах. Пис решил не задавать лишних вопросов, поскольку оставшихся денег должно было хватить на приличный обед в "Голубой лягушке".
Если повезет, то за два часа, что уйдут на его поглощение, Пис нападет на какой-нибудь важный след. Он не вполне представлял себе, что это будет — узнавший его официант, имя или адрес в памяти кредит-компьютера — но это был единственный шанс, и Пис намеревался ухватиться за него обеими руками. Как только всплывет факт дезертирства Писа, ему потребуется укромное местечко, но за три столетия своего существования Точдаун-сити разросся до такой степени, что без труда вмещал четыре миллиона человек, и Пис был уверен, что сможет прятаться столько времени, сколько понадобится. Не исключено, что этого времени хватит, чтобы пройти по следам, ведущего из шикарного ночного клуба. Конечно, есть возможность и того, что в прежней жизни он ни разу не был на Аспатрии, что лягушонок попал к нему каким-то неведомым путем, но Пис постарался поскорее прогнать непрошенные мысли.
Под бдительным взором лейтенанта Мерримана разношерстная компания уселась в звездолет. Пассажирское отделение в нем оказалось побольше, чем в уже знакомых Пису кораблях, и включало душевую с туалетом. Как только звякнул клаксон и звездолет отправился в свой безинерционный полет, Пис устремился в душевую. Сержант, он же сортирный смотритель, предложил ему на выбор холодный душ за пять монет, горячий за двадцать. Пис выбрал удовольствие подороже, но сэкономил на бритве, решив сохранить короткую золотистую бородку, отросшую за месяц. Лицо, глянувшее на него из зеркала, оказалось уже тверже и взрослее, чем запомнившееся из недалекого прошлого.
— Как тебе моя борода?— спросил он Райана, натягивавшего бумажный костюм.
— Она придает тебе же не суа кво,— ответил Райан,— только я не знаю, что это такое.
Пис уставился на товарища.
— Еще одна так называемая шутка?
— Что значит "так называемая"?— негодующе переспросил Райан.— Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что я рядом и всегда готов подбодрить тебя!
— Ну что ж, может ты и прав...
Пису пришло в голову, что Райан — единственный его друг в целом свете, и что если его план сработает, они расстанутся навеки. В том, что именно Пис, вступивший в Легион, чтобы служить в нем до окончания дней, собирается дезертировать, заключалась какая-то зловещая ирония — ведь Райану, представлявшему службу недельным отпуском в горах, суждено было тянуть солдатскую лямку до самой своей недалекой смерти. Быстро убедившись, что никто не смотрит в их сторону, он вытащил из ячейки шлем Райана и заменил его своим собственным. Райан с удивлением наблюдал за его манипуляциями.
— Что это ты задумал?
— Дарю тебе микроплеер.— Пис показал пальцем на нейтрализатор команд и перевернул шлем.— Он мне больше не понадобится.
— А когда вернешься, он тебе тоже не...— Заметив, что Пис трясет головой, Райан вытаращил глаза.— Уоррен, неужели ты имеешь в виду то, что я думаю, ты имеешь в виду? Я всегда говорил, что ты — гений, но это уж слишком...
Пис приложил палец к губам и чуть слышным шепотом объяснил, как работает его изобретение.
— Эта штука поможет тебе остаться в живых, пока не подвернется возможность скрыться. Постарайся проделать это во время боя, тогда тебя сочтут убитым и никому не придет в голову заниматься поисками.
— Почему ты сам не смылся?
— У меня есть кое-какие дела на Аспатрии, по крайней мере, я надеюсь на это. Может, еще увидимся.
— Надеюсь... А еще, Уоррен, желаю тебе найти то, что ищешь.
С чувством, близким к отчаянию, мужчины пожали друг другу руки. Пис выскочил в общий зал и плюхнулся на скамью рядом с тупо глядевшим в пол Динклом. Увидев Писа, Динкл вскочил, перекрестился, уселся и вновь впал в мрачное оцепенение.
— Очнись, Бад,— сказал ему Пис,— ведь ты идешь в увольнение.
Динкл слегка шевельнулся.
— На Аспатрию? Боже спаси и сохрани!
— Плохой пейзаж?
— Теперь уже хороший — с тех пор, как в восемьдесят третьем мы вышибли мозги из туземцев.
— Но тебя почему-то совсем не тянет туда?