Всхлипывая от облегчения и резво шаркая шлепанцами, он быстро добрался до весьма приличного на первый взгляд заведения, ввалился внутрь, захлопнул за собой дверь и привалился к ней, тяжело дыша и чувствуя себя лисой, удравшей от своры гончих.
— Если вы не выйдете сию же секунду, — произнес из-за стеклянной стойки молодой человек с холодными глазами,— я вызову полицию.
— Не делайте этого! — с трудом вымолвил Пис, тряся головой.
— А по какой причине, интересно мне узнать?
Молодой человек поднес к губам ультразвуковой свисток.
Пис окинул магазин быстрым взглядом, заведение, в которое занесла его судьба, безусловно, относилось к высшему разряду, к числу тех мест, где вазы эпохи Мин выдаются в качестве бесплатного приложения к действительно ценным приобретениям. Ржавая горелка внезапно потеряла всю свою прелесть, но у Писа не оставалось никакого выхода, кроме как гнуть свою линию и тянуть время...
— По той простой причине, мистер Пенникук,— многозначительно сказал Пис,— что у меня есть кое-что на продажу, нечто, чью ценность можно с первого взгляда и не заметить. Такое попадается настоящему коллекционеру всего лишь раз в жизни!
С этими словами он положил кулек на стойку и развернул его, явив взору антиквара, что теперь и самому Пису казалось горстью металлолома. Даже бунзеновская горелка, гордость коллекции, распалась на составные части.
Пенникук посмотрел на кучу хлама, побледнел, и за несколько секунд презрение на его лице сменилось недоверием, радостью, жадностью и, наконец, уважительной осторожностью.
— Вы продаете это?
— Конечно.
— Откуда ЭТО у вас?
— Нашел.
Наблюдая за сменой эмоций на лице собеседника, Пис начал уже было подумывать, не нарвался он случайно на собирателя старых бунзеновских горелок, болезнь которого зашла столь далеко, что из него удастся выбить достаточно денег для покупки поношенного костюма.
— Там, где я взял это, может быть и еще,— добавил он, поглаживая переносицу.
— Даю тысячу,— отрывисто произнес Пенникук,— и не задаю никаких вопросов.
— Тысячу!— воскликнул Пис и, обуреваемый разнообразнейшими чувствами, по-новому посмотрел на свою добычу, стараясь определить, какой же именно драгоценный кусочек металла так приглянулся коллекционеру.
— Ну ладно, две тысячи, но это предел! Договорились?
Пис с трудом сглотнул.
— Договорились.
Молодой человек вытащил из ящика стола две радужные бумажки, передал их Пису, потом аккуратно собрал с газеты хлам, включая и горелку, и уронил все вместе в портативный дезинтегратор.
Зеленоватая вспышка, и антиквариат прекратил свое существование.
— Что вы делаете?— вскричал Пис, шокированный столь бездумным уничтожением того, о чем он думал уже не иначе, как о произведениях искусства.
— Они нам больше не понадобятся,— сказал Пенникук.— Прекрасная была идея — обернуть газету вокруг кучи барахла... действительно, как проще всего украсть тачку?— нагрузить на нее кучу дерьма и увезти! Но вы могли испачкать ее!
Уважительно и бережно он разгладил газету, присмотрелся к ней поближе, и перевел потрясенный взгляд на Писа.
— Мне показалось, что кто-то ел на ней пирог со свининой!
— Никогда!— выдавил из себя онемевший было Пис.
— Конечно! Никто в здравом уме не станет осквернять новехонькую, лазерной печати газету выпуска 2292-го года...— Пенникук бросил на Писа взгляд заговорщика.— Давненько мне не приходилось держать в руках столь хорошо сохранившийся экземпляр... создается такое впечатление, что вы воспользовались экстравертором и съездили за ней в прошлое...
— Но это же запрещено законом!— Пис подмигнул, желая создать у антиквара впечатление, что он — бесценный источник контрабанды. Ход мыслительных процессов коллекционера был ему непонятен, но теперь, когда ситуация прояснилась, Пис намеревался выжить из нее все возможное.
— Послушайте, мистер Пенникук, не будете ли вы так...
— Зови меня Регги, ладно?
— О’кей, Регги... Я — Уоррен. Нельзя ли нам потолковать в кабинете с глазу на глаз? Я не очень уютно чувствую себя в таком, с позволения сказать, одеянии.