Они с Алиной обследовали каждый закуток, предварительно закрыв входную дверь на замок: мусор, мусор и ничего кроме мусора. Холодильник пуст, в мойке на кухне лежало несколько грязных тарелок, на которых уже разрослась плесень.
– Варвары, – произнесла Алина. – Пришли, увидели, нагадили, ушли. Но у меня ощущение, что сюда они больше не вернутся.
– Чем не хорошо для нас. Алина, у нас не так много времени, так что…
– Да, да…
Почти везде в ящиках царил беспорядок. Алина открывала шкафы, копалась там минуту или две и столько же времени старательно возвращала всё на прежнее место. Никаких документов не оказалось, фотографий тоже. Поиски оказались безуспешными: если бы не мусор, не скажешь, что тут кто-то живёт.
Алина походила по квартире, бросила случайный взгляд на телефон и метнулась к нему. На небольшой кнопочной коробочке мигала красная лампочка. Девушка нажала на клавишу, и тишину прорезали громкие гудки, после которых начал вещать металлический женский голос: «У вас… шесть… новых сообщений. Чтобы прослушать сообщения, нажмите клавишу…» Ещё один гудок. «Воскресенье. Одиннадцать часов, девятнадцать минут». Гудок.
«Антон, здравствуй, сынок, – заквохтал другой женский голос, на порядок живее предыдущего. – Это ма-а-амочка твоя любимая. Я помню, помню, да, что ты сегодня уезжаешь за город по очень-очень важным делам, но твой мобильный не отвечает! Отзвонись, пожалуйста, как приедешь. Целую крепко-крепко и обнимаю, пирожочек!»
Снова гудок. «Воскресенье. Двадцать один час, три минуты». Алина нахмурилась – к этому моменту сына этой женщины уже не было в живых.
«Антон, сынок, мама недовольна! Ты пообещал позвонить, и не звонишь. У твоей мамы, Антон, очень больное сердечко, и ты бы почаще об этом помнил. – Всхлипнула. – Но я подожду. Можешь позвонить и поздно – буду ждать».
Следующие три сообщения пришлись на понедельник. Сначала женщина много возмущалась, потом плакала в трубку. Последнее сообщение пришло накануне. Женщина говорила еле слышно и с частыми паузами.
«Сынок, ты позвони мне. Ты прости за всё. У меня сердце не на месте. Просто скажи, что всё хорошо, и забудь про меня, если хочешь».
Голос прервался, а бездушная машина резюмировала: «Сообщений нет». Алина медленно поднялась и ушла в ванную. Вернулась через несколько минут с покрасневшими глазами.
– Знаешь, кажется, я снова поспешила, – девушка говорила в нос. – Наверное, это самое сложное – сообщать кому-либо о горе. И ещё сложнее, если человек для тебя не чужой.
Валера участливо кивнул. Как там эта бедная женщина? Сколько новой седины появится на её волосах по вине Культа?
– Что теперь будем делать? – спросил он.
– Наверное, тут не надо вмешиваться. Пусть она звонит в полицию, заявляет о пропаже человека. Они сколько-то времени будут искать, не найдут… и какой-нибудь штатный психолог сообщит горестную весть.
– А мы? Уходим? Пора бы.
– Да… надо поискать запасную связку ключей, закрыть дом, оставив как можно меньше отпечатков пальцев. И… ждать окончания войны с Культом, когда будут вспоминать погибших…
Ключи оказались на дне вазочки со всякой металлической мелочёвкой типа скрепок и канцелярских гвоздиков. Валера проверил их – подходят. Они закрыли окна, предварительно оглядев двор – машин не прибавилось и не убавилось; мусор на всякий случай убирать не стали.
Поворот ключей стал «точкой с запятой» в их поиске истины.
– Теперь и эта квартира осквернена, – сказала Алина после того, как они вышли из здания. У неё зазвонил телефон.
– О, Сеня… Алло! Да, мы вдвоём… Да, скоро будем… Что? Заехать, а потом сразу в штаб?..
Лицо девушки стало каменным.