Он заметил моё удивление и пояснил:
— Спецагент. Понимаешь? Твоя Эля…
— Не моя, — быстро сказал я.
— Да не тренди. Твоя Эля может быть пятой серафима Иоэля, каким-то центром его силы, генералом если угодно. Вот только спецслужбы частенько генералов винтили, и у вас, и у нас.
— Нет никаких «вас» и «нас».
— Были. Ты же всё понимаешь, да? Так вот, Святик, не знаю уж причину, но твоя Эля в большой немилости у своих же. Просто грохнуть её они не могут, но надеются, что умрёт.
— Не моя, — устало повторил я. — Да что ты несёшь, Эрих? Да, мы клоны мёртвых пилотов. Расходный материал. А она — пята серафима.
— Ты её любишь, — спокойно сказал Эрих.
— Нельзя любить… явление природы, — сказал я. — А если она ангел, то тем более.
— Тогда поцелуй Анну.
— Да пошёл ты!
— А что так? Мы взрослые люди, Святослав. Свежая тушка — поцелую не помеха. Подойди, скажи, что любишь и поцелуй. Она только этого и ждёт.
Теперь уже я толкнул Эриха в грудь — ещё не удар, но уже не дружеский толчок.
— Отвали! Анна мне друг! И мы в дитячестве!
— И что с того? Кому и когда это мешало? Как умирать, так взрослые, а как трахаться — так дитячество?
Размахнувшись, я попытался ударить Эриха по лицу. Но тот ждал и увернулся. Хрипло рассмеялся.
— Ты запал на Элю. Даже не спорь!
Я кинулся на Эриха, но он вцепился мне в руки, я в него, и мы принялись толкаться на месте. Я пытался ударить его головой или ногами, но в слабом притяжении Титана это очень трудно.
Нас никогда не учили драться. Пилотам не нужны навыки рукопашного боя, а во время учёбы и службы у нас не было времени на такие глупости. Так что мы рычали, мычали, пихались локтями и коленями, мотаясь по всей комнатке, будто двое примерных детишек, дерущихся первый раз в жизни.
— Святослав, остынь уже, — сказал наконец Эрих.
— Извинись!
— Прости пожалуйста, — тяжело дыша ответил Эрих. — Я ведь не для того, чтобы тебя обидеть.
Я остановился и отпустил его.
— Хочу, чтобы ты понял всё для себя, — произнёс Эрих. — Пока в себе не разберешься, не поймешь, что делать!
— И что делать?
— Знал бы — сказал.
Он отряхнул форму, пожал плечами и пошёл к двери. Я молча вышел вслед за ним и закрыл дверь. Сказал:
— Всё равно ты козлина.
— Я слишком рано понял, что к чему, только и всего, — ответил Эрих, стоя ко мне спиной.
— Рано это когда?
— Лет в семь.
Он пошёл в свою комнату. А я постоял и отправился к себе.
Глава 3
Мы с Борисом вернулись в свою комнату в начале третьего ночи. Рваный график для пилота — норма, можно было и уснуть, и решить, что утро уже началось. Я лёг на кровать, а Боря устроился на маленькой кушетке, которую для него принесли из клонарни. Вот он точно не собирался спать, уткнулся в планшет и принялся играть. Вооруженный мечом воин бегал по лесу, временами отмахиваясь от каких-то зверей и собирая целебные травы.
Впрочем, говорить это ему не мешало. Сразу обо всём.
— Свят, ты напугался Кассиэля? Я очень напугался. Тебе рыбные котлеты понравились? Мне нет. Чего-то Кассиэль от нас хотел. Только соус противный.
— Эрих думает, что Кассиэль пришёл на Элю посмотреть, — неохотно ответил я. — Убедиться, что она умирает.
— У, какой волчара! — воскликнул Боря. — А я тебя мечом… Да зачем ему приходить? Ангелы могут узнать всё, кроме… Тебе мало, да? Мало?
Я сел на кровати, сбросив одеяло и сказал:
— Боря, ты можешь нормально разговаривать? О чём-то одном?
— Конечно могу. Сейчас, шкуру сниму, за неё три медяка дают в лавке…
— Боря!
Альтер, попавший в хилое тельце моего пятилетнего клона, удивлённо посмотрел на меня. Аккуратно положил планшет, не забыв поставить игру на паузу, тоже присел.
— Свят, я пятнадцать лет с тобой. Ты меня придумал, такого, какой я есть. С твоими мозгами что-то сделали, и я появился.
— Помню.
— Да что ты помнишь с пяти лет? Я и то все забыл! Я даже не помню точно момент, когда кончились твои мысли, а начались мои. Лет с шести-семи примерно. С тех пор я с тобой был, так?
— Во мне, — мрачно подтвердил я. — Так.
Мой пятилетний клон — тощенький, вихрастый и курносый, кивнул и улыбнулся. Нахмурился, сунул палец в рот и покачал нижний передний зуб.
— Ух ты, зуб шатается!
— Поздравляю, — кисло сказал я.
— Значит, благодать не укрепила молочные зубы, а ускорила мой рост, — задумчиво решил Боря. — Свят, ты пойми, у меня никогда ничего не было. Даже своего голоса, понимаешь? Я мог только думать и с тобой мысленно общаться. Я вчера коленку ушиб, так я радовался — это моя коленка, она болит, а я ору. И что я могу говорить обо всём! И есть в столовке что хочу. И…